– Стой! – кричит Балекин. – Я сда…
Кровь из артерии хлещет мне на руку и на траву, заливает багрянцем нож. Балекин падает и вытягивается на земле.
Все произошло так быстро.
Слишком быстро.
Жду, что у меня наступит какая-нибудь реакция. Может, содрогнусь или почувствую отвращение. Или разрыдаюсь. Все, что угодно, только бы не вести себя вот так – оглядываться, убеждаясь, что никто не видел, вытирать нож о землю, а руки о его одежду, и убираться прочь, пока не явилась стража.
«Ты настоящая убийца», – сказала Дулкамара.
Напоследок оглядываюсь. Глаза Балекина все еще открыты и смотрят в никуда.
Когда возвращаюсь в свои покои, Кардан сидит на диване. Ведро исчезло, Бомба тоже.
С ленивой улыбкой он смотрит на меня:
– Твое платье. Ты его снова надела.
Растерянно смотрю на него, не в силах охватить умом последствия того, что я сделала. Не представляю, как рассказать об этом Кардану. Но платье на мне все то же – из грецкого ореха, полученного от Матушки Мэрроу. На рукаве теперь пятна крови, но оно прежнее.
– Что-нибудь случилось? – спрашиваю я.
– Я не знаю, – отвечает он озадаченно. – А должно было случиться? Я даровал то, что ты хотела. Твой отец в безопасности?
Даровал?
Мой отец?
Мадок. Конечно. Мадок угрожал мне, Мадок чувствует отвращение к Кардану. Но что он сделал и какое это имеет отношение к платью?
– Кардан, – говорю я, стараясь вести себя как можно более спокойно. Диван у меня не маленький, но на нем лежат его длинные ноги, накрытые одеялами, а под них еще подсунуты подушки. Как бы я ни старалась присесть, все равно получается слишком близко к нему. – Ты должен рассказать мне, что здесь произошло. Последний час я тут не появлялась.
Его лицо становится тревожным.
– Пришла Бомба с противоядием, – начинает он. – Сказала, что ты идешь сразу за ней. У меня еще сильно кружилась голова, а тут явился стражник и сообщил, что случилось нечто чрезвычайное. Она вышла узнать. А потом вошла ты, как она и предупреждала. Ты сказала, что у тебя есть план…
Он смотрит на меня, будто ждет, что я сама закончу рассказ. Но я, конечно, не могу этого сделать.
Секунду спустя он закрывает глаза и качает головой:
– Тарин.
– Не понимаю, – говорю я, потому что не хочу понимать.
– Твой план состоял в том, что ваш отец собирается забрать половину армии, но, чтобы действовать независимо, ему нужно освободиться от присяги перед короной. На тебе был один из твоих камзолов – тот, который ты всегда носишь. И эти странные сережки. Полумесяцы и звезды. – Он качает головой.
Меня пробирает холодная дрожь.
В мире смертных, детьми, мы с Тарин менялись местами, чтобы подшучивать над матерью. Даже в Фейриленде изображали одна другую, желая посмотреть, что из этого выйдет. Заметит ли преподаватель разницу? А Ориана? Мадок? Оук? А как насчет великого и могучего принца Кардана?
– Но как ей удалось тебя уговорить? – восклицаю я. – У нее нет власти. Она может выдать себя за меня, но не способна заставить тебя…
Он подпирает голову ладонью с длинными пальцами.
– Она не приказывала мне, Джуд. И ей не пришлось прибегать к магии. Я доверяю тебе. И я тебе доверился.
А я доверяла Тарин.
Пока я убивала Балекина, пока Кардан лежал отравленный и беспомощный, Мадок сделал свой ход против короны. Против меня. И сделал это с помощью своей дочери Тарин.
Глава 29
Верховного Короля уносят в его личные покои, чтобы он мог отдохнуть. Сжигаю в камине испачканное кровью платье, надеваю халат и погружаюсь в раздумья. Если никто из придворных не видел моего лица до того, как Балекин их отослал, тогда, закутанная в плащ, я могла остаться неузнанной. И, само собой, я могу солгать. Но вопрос о том, как избежать обвинения в убийстве посланника моря, бледнеет перед проблемой, что делать с Мадоком.
Если Орлаг решит напасть сейчас, то я не представляю, как отразить удар без той половины армии, что ушла с Мадоком. Кардан должен назначить нового Главного генерала как можно быстрее.
И сообщить нижним Дворам о дезертирстве Мадока, уведомить их, что он больше не полномочен говорить от имени Верховного Короля. Должно найти способ вернуть его к Верховному Двору. Мадок горд, но практичен. Возможно, ответ связан с будущим Оука. Вероятно, мне следует высказаться более определенно о надеждах на правление младшего брата. Но все зависит от того, станут ли рассматривать Мадока как предателя, хотя он – предатель. Я еще ломаю голову над этими вопросами, когда в дверь стучатся.
Снаружи стоит посыльная, девушка с сиреневой кожей, одетая в королевскую ливрею.
– Верховный Король требует твоего присутствия. Я провожу тебя в его покои.
Прерывисто вздыхаю. Никто меня не видел. Но Кардан угадал правильно. Ему известно, с кем я встречалась и сколько времени провела на свидании. Он видел кровь у меня на рукаве. «Ты командуешь Верховным Королем, а не наоборот», – напоминаю я себе, но это помогает слабо.
– Дай мне переодеться, – говорю я.
Посыльная качает головой:
– Король ясно сказал, чтобы я просила тебя явиться сразу.
Войдя в королевские покои, я вижу Кардана в простой одежде, сидящего в кресле, похожем на трон. Он бледен, глаза блестят – наверное, в крови еще остался яд.
– Пожалуйста, садись, – приглашает он.
Я опасливо присаживаюсь.
– Когда-то ты сделала мне предложение. Теперь у меня есть предложение для тебя, – сообщает Кардан. – Верни мне волю. Верни мне свободу.
Сердце мое замирает. Я удивлена, хотя, наверное, удивляться не должна. Никому не хочется находиться под контролем другого человека. Правда, баланс власти, на мой взгляд, колеблется между нами, склоняясь то в одну сторону, то в другую, и это несмотря на его клятву. Мои усилия управлять им походили на попытки сохранить равновесие на лезвие ножа и не всегда заканчивались успешно, постоянно вели к опасным ситуациям. Но отказ от них означает потерю даже подобия власти, это отказ от всего.
– Ты знаешь, что я этого не сделаю.
Похоже, Кардан не особенно расстроен моим отказом.
– Выслушай меня. Ты хочешь от меня повиновения на срок бо́льший, чем один год и один день. Более половины этого срока уже прошло. Ты готова посадить Оука на трон?
Выдерживаю минуту молчания, надеясь, что задан был риторический вопрос. Когда становится понятно, что ошибаюсь, качаю головой.
– Поэтому ты рассчитываешь продлить действие моей клятвы. Но как ты себе это представляешь?
И снова нет ответа. По крайней мере разумного.
Теперь его очередь улыбаться.
– Ты думала, я не смогу с тобой поторговаться?
Неумение верно оценивать Кардана всегда было моей проблемой; боюсь, я столкнулась с нею снова.
– О каком торге может идти речь, – спрашиваю я, – если мне хочется, чтобы ты присягнул еще по крайней мере на год, а лучше на десять лет, а ты предлагаешь расторгнуть нашу сделку?
– Твои отец и сестра меня обманули, – говорит Кардан. – Если
