– Ну… – начал было Вася и умолк.
– А господа обязаны как-то реагировать. И тоже по умолчанию – готовиться к худшему. Сезон дождей и правда вот-вот начнется, времени нормально воевать осталось кот наплакал. С матабеле у вас споры несерьезные, зато к Селеби было конкретное предложение Директора, от которого там не могли отказаться, но все-таки пересилили себя и отказались. Ситуация ясна? И пока мы тут выпиваем, господа звонят за реку и говорят: ребята, только без паники, русские прислали этому ненормальному социалисту Буке огромный Черный Ящик, и сейчас батальон гвардейцев везет его к северной границе. Вы, главное, не бойтесь, мы просто обязаны вас предупредить, что Черный Ящик плохо выглядит, но нет никакого повода заворачиваться в простыню и медленно ползти на кладбище… Ну что, ваше сиятельство, пошутил? А если соседи тоже пошутят? А если сразу с двух сторон?.. А если американцы не захотят рисковать своей ЧВК, что сидит на руднике в Селеби? И позвонят не за реку, а индусам в ООН?
– Чего сразу в ООН?!
– Черный Ящик и гвардия Директора, – напомнил Тёмкин. – Пугающее сочетание. Хотя войска ООН – согласен, перебор. Никому не нужна тут выжженная пустыня, да еще вопрос, кому индусы потом захотят ее спихнуть. Поэтому американцы пошлют делегацию на Кипр, наймут там толковых ребят и решат проблему тихо…
– Ребята с Кипра – и чтобы тихо?.. – Вася криво усмехнулся.
– Не так громко, как это делают войска ООН, – объяснил Тёмкин. – Без ковровых бомбардировок… Только не говори мне, что сначала Бука должен развязать войну. Что за архаика, ей-богу. Такие условности нынче ни к чему. Подготовка с вашей стороны – уже, считай, зафиксирована. Планирование ответного удара займет считаные часы. Главное – это готовность легенд для медиапространства. Когда легенды будут одобрены – можно открывать огонь. Даже провокация не понадобится. Вас просто начнут долбать какие-то совершенно незнакомые люди. Современная война, она такая: непонятно, кто, непонятно, против кого, да всем и наплевать, а победителя объявят в новостях. Война Шрёдингера. Неизвестно, то ли она есть, то ли ее нет… Не шути ты с ней, Вася, честное слово.
– Про гвардейцев – мне понравилось, – вдруг подал голос Ломакин. – Убедительно. Пострашнее любого ящика.
И отсалютовал стаканом.
Все дружно выпили до дна, и Леха на нервной почве – тоже. Он еще не видел консула таким серьезным, а Васю – таким задумчивым.
– Это тебе, ваше сиятельство, не груши околачивать, – сказал Тёмкин.
Как показалось Лехе – с глубокой и выстраданной горечью.
Вася бросил через плечо несколько слов на непонятном языке. Двое страхолюдин оставили грушу в покое, церемонно поклонились и ушли. Леха сразу почувствовал себя лучше. Как-то свободнее, что ли.
Вася принялся разливать на всех, – прислугу сюда, в тихий уголок, не звали, – а Леха шепотом спросил, наклонившись к пилоту:
– А можно подробнее про гвардейцев? Почему они страшные?..
– Поверьте, любезный, это не стоит вашего интереса, – вмешался Вася. – То, что кажется нам серьезным, значительным, очень важным, придет время, будет забыто или будет казаться неважным.
– Про личную гвардию Директора Буки тоже в свое время пошутили, – непонятно объяснил Тёмкин. – Давно, лет двадцать назад. До сих пор всем икается. Василий небось жалеет, что не сам придумал.
– Отличная шутка, а главное, эффективная, – отозвался Вася. – Вы просто не в состоянии оценить ее масштаб. Русскому человеку в высшей степени свойствен возвышенный образ мыслей, но скажите, почему в жизни он хватает так невысоко? Почему?..
– Зато ты у нас стратегический гений… Между прочим, Василий, ты обратил внимание, что замечательный Черный Ящик до сих пор не оставил никакого следа в интернетах? Его тащат на трейлере с черепашьей скоростью уже шестой час. Он должен быть заснят на все утюги, кипятильники и чайники, какие только есть вдоль трассы. И – тишина. Ни одной картинки.
– Так мы не по трассе. Мы, так сказать, огородами. А трудовой народ, слава богу, всем сердцем поддерживает благие начинания Директора Буки. И как увидит, что едет на танковозе благое начинание, – сразу прячется. Никто не хочет остаться без продуктовых карточек из-за дурацкой фотки в сетке. Ну и контрразведка бдит. То, что позволили отснять местной агентуре капиталистов, – готов поспорить, в этой агентуре через одного наши ребята.
– И зачем такая секретность?
– Вы ругаться будете… Ну, я подсказал, что так будет еще смешнее.
– Опять ты?.. Василий, зачем?! Тебе больше всех надо?! Ты и огребешь в итоге больше всех!
– Мне ничего не нужно, но меня возмущает несправедливость! – заявил Вася и жахнул залпом полстакана.
Некоторое время он сидел молча, зажмурившись, и отдувался. Потом сказал, не открывая глаз:
– А время идёт, и всё кажется, что уходишь от настоящей прекрасной жизни, уходишь всё дальше и дальше, в какую-то пропасть…
– Ва-си-лий! – позвал консул. – Очнитесь, ваше сиятельство.
– Простите, ваше превосходительство. Это не я с ума сошел, это Чехов меня потихоньку доводит. Мы репетируем. У Ирины скоро первый спектакль в учебном театре ГИТИС, Оля с Машей взялись помогать… Я послушал, как мои младшие подают ей реплики, и решил – нет, уж лучше сам. Она тоже, глупышка, пытается играть, но ведь ни черта не понимает, не чувствует! А мне «Три сестры» как ножом по сердцу. Я сам такой был. Родился в деревне, где ничего не происходило, учился в этом городе, где ничего не происходит, и задыхался тут, и сбежал в Москву, и тем спас свою душу, истинно вам говорю… Нашел мужество вернуться, только когда дома началось какое-то движение. И то, если по правде, меня очень попросили – ну, вы знаете… Вы сказали верно, Сергей Георгиевич, я огребу за свои дурачества больше других. Но я не могу без этого, мне душно здесь! Город наш существует уже двести лет, в нем пятьсот тысяч жителей, и ни одного, который не был бы похож на других,
