Золотой свет коридора померк, пахнуло еще не развеявшейся утренней прохладой. Так бывает в лесных низинах даже летом, пока солнышко не проснется по-настоящему и не разжарит вовсю, доказывая свою власть над миром.
Мужчины замерли статуями по колено в траве, прислушиваясь, принюхиваясь и зыркая по сторонам. Я, зажатая двумя лапищами так, что ни дернуться, ни вздохнуть, уж съязвить хотела насчет «чего стоим, кого ждем, трамвай тут не ходит!», когда Керт тихо выругался и буркнул:
— Отходим с поляны очень осторожно. Кирт, лучше возьми Кит на руки.
— Учуял что? — уточнил тот, подхватывая меня.
— Перезвон. Вся поляна им заросла.
— Уй-о-о, кобылу мне в жены! — прочувствованно ругнулся Кирт, перехватывая меня половчее.
Я замерла в его руках чутким сусликом. Что такое перезвон, Кимея знала. Так звались очень и очень симпатичные цветочки. С виду милые желтые колокольчики, внутри маленькая коробочка, как у мака, только очень хрупкая и без семян, с мельчайшей пыльцой. Чуть заденешь такую, и все: любой скунс тебе, счастливчику, обзавидуется. Ни на один постоялый двор не пустят, сколько ни сули. Пока двое суток благоухать будешь, спи хоть под кустом, если впечатленные ароматом звери из леса рогатинами не вытурят. Прикасаться-то всяко побрезгуют!
Об особенностях размножения этого милого внешне и ужасного на нюх растения не только люди, а и лесные обитатели превосходно знали и десятой дорогой невинные цветики обходили. А нас вот угораздило. Хотя чего сетовать? Сами загадали — тихое и безопасное, укромное место. Получили точно в соответствии с заказом. Желающих прогуляться по такой полянке добровольно не сыщешь на всем Фальмире! Повезло так повезло! Нет, чуть-чуть все-таки и в самом деле повезло. Коробочки еще не достигли той степени зрелости, когда вонючая пыль высыпается сама лишь под воздействием сколь-нибудь сильного порыва ветра.
На цыпочках, стараясь не потревожить ни один желтенький цветочек, Керт и Кирт, как пара воинов-ниндзя, выходили с полянки. Мне даже показалось, что они временами воспаряли над травой. Эдак вонять не захочешь — летать вмиг научишься и без посвящения Вадеру, исключительно в жажде спастись от неминучего смрада.
Мой носильщик к краю поляны стоял ближе, отступать, — правда, оглядываясь и пытаясь не уронить меня, — ему приходилось очень медленно и осторожно. Но вроде получалось. Керт же, не желая длить томительное ожидание, чреватое сильным порывом ветра, двинул другим путем, левее.
Шаг-другой оставался нашему тандему щитовик-попаданка до кромки леса, когда слева послышалось забавное потрескивание, будто закоротило розетку. Кирт совершил прыжок с места вперед и вверх, сделавший бы честь любому рекордсмену. В полете меня еще умудрились одним броском закинуть на толстую ветку сталицы. Той самой, с листочками-сердечками и крепкими гладкими ветвями. Рефлекторно, как кошка, я вцепилась в насест и замерла, лупая глазами.
Рассказывать долго, однако все происходящее заняло от силы четверть минуты. Потрескивание, прыжок Кирта и заброс меня на ветку совпал по времени с представлением, которое в одиночку разыгрывал Керт.
Он тоже попытался сигануть к краю поляны, но то ли навернулся, то ли оскользнулся… и уже в падении превратился в здоровенного черного пса. Четыре лапы держат лучше двух. Восстановив равновесие, собака сиганула из царства перезвона к сталице и тоже оказалась на ветке соседнего дерева. Увы, в отличие от искусства прыжка, даром древолазания черный пес не обладал. Он растерянно заскреб лапами и скатился к корням сталицы уже человекообразным, перепуганным Кертом.
Глава 4
СТРАННЫЕ НОВОСТИ
— Это что сейчас было, лирты? — цепляясь за ветку, хрипловато уточнила я, интересуясь разом смыслом прыжков и метаморфозами Керта.
— Трескучая погибель в траве пряталась, — промямлил щитовик-оборотень, вяло ворочая языком. Он с изумлением разглядывал пятипалые руки с гладкой кожей, минуту назад бывшие лапами, густо поросшими жесткой черной шерстью.
«Значит, на змею напоролись, оттого и запрыгали кузнечиками. Тут не захочешь, Бубкой подпрыгнешь, чтобы избегнуть встречи с одной из самых ядовитых змей Фальмира», — сообразила я, порывшись в памяти Ким.
Трескучей погибелью звалась небольшая, с локоть длиной, зеленовато-бурая змейка, чьи очертания сложно заметить в траве. Если ее потревожить и не отреагировать немедленно на предупредительный треск, то змейка одаривала побеспокоившего ее растяпу порцией смертельного яда.
— Ты собакой был, — запоздало и хрипло поделился наблюдениями с братом Кирт. — Большой, черной, лохматой, точно как Альт у Симелии.
— Не как! Он и был внешне Альтом, — запоздало отметила я, мысленно представляя себе падающего с ветки пса. — Ухо! На ухе шерсть выстрижена, где лекарь штопал кобеля после драки на псарне.
— Вы хотите сказать, я был не я, а черный улт принцессы? — привалившись к стволу дерева, потряс головой Керт. — Бред!
— Лицо Симелии безумный старик присобачил Ким, а душу в тело Ольрэн Ушедший вообще неизвестно откуда впихнул, чтобы лапуля Кит получилась. Что с нами сделано, про то покуда ничего толком мы не ведаем. В том комке плоти все были, кто в пропасть рухнул. И Альт тоже, — начал уныло припоминать Кирт.
Кажется, молодого щитовика при этом потряхивало. Одно дело выжить в результате некоего жуткого ритуала, другое — стать после этого действа неизвестно кем. Перспективы после особаченного напарника ужасали. Мне в чем-то повезло, сразу понятно, из каких компонентов собирали, что сварганили и как перемешали. А телохранителям принцессы еще предстоит узнать о себе что-нибудь новенькое и, возможно, не шибко приятное. Хотя в качестве пса Керту удалось выкрутиться в той ситуации, где человек мог навсегда на полянке-вонючке остаться.
— Как узнать, кто мы теперь и что? — обхватив голову руками, простонал Керт в тему моих размышлений.
— Помолиться Ольрэну? — ляпнула я на свою беду и заработала в ответ пару негодующих взглядов истовых последователей Первоотца. Тот являлся покровителем мужчин в целом и воинов в частности. — Нет так нет, может, и впрямь не надо. Вдруг кто из нынешних небожителей услышит про Ушедшего — проблем не оберешься.
Некстати мне вспомнился пещерный кошмар, отпечатавшийся в памяти Кимеи, и загадочный возглас безумного старика-жреца: «Из восьми три слепить, метаморфозам быть!»
Парни тогда без памяти валялись, ничего не слыхали. Но я им прямым текстом этот бред цитировать не буду.
