Сейчас щитовики всего лишь хотели знать, кто я. Блин, да я, если уж говорить начистоту, и сама бы не отказалась. Судя по всему, старый маг-маразматик, движимый прихотью, вдохновением или личной шизой, нацепил на покалеченную горничную лицо мертвой принцессы. А его не менее гениальный призванный бог добавил в этот кровавый коктейль душу попаданки. Ладно хоть на память отлетевшей души Кимеи кто-то (местный Ольрэн или моя знакомая Смерть) расщедрился. Не придется тыкаться на ощупь в местных реалиях, как слепой котенок в поисках мамкиной титьки.
— Керт, Кирт, повторяю, я не Симелия и не Кимея. На татушку и прочие приметы не смотрите. Когда коляска упала с обрыва, вы все угодили в руки безумного мага, — хрипло прошептала я. — Старик провел ритуал, призывая Ольрэна, ушедшего бога метаморфоз. Тот заглянул на огонек. Не знаю, что он сотворил с вами, но та девочка Ким, которую вы знали, нынче умерла в пещере. На ее искалеченное лицо прилепили физиономию принцессы Симелии. Ее тушка сзади в общей груде валяется, Ким видела. Мою же душу выдернули из умирающего тела в другом мире. Душа Кимеи хотела уйти от мучений и ушла, а память осталась. Такая вот окрошка.
Взгляды темных глаз, в полумраке пещеры казавшихся черными, снова скрестились на мне. Секунда, другая, третья… мужчины снова переглянулись, обернулись назад и подсветили получше указанный ком мертвой плоти. Меня затошнило. Окровавленное девичье тело без лица, изломанные лошади, здоровенный черный пес, похожий на Макса, хрупкий парнишка-кучер, выбранный принцесской за смазливую мордочку и знание лошадей, — инсталляция вкупе с запахами вдохновляла лишь на прочистку желудка.
Помилосердствовав, телохранители описали факелами знак круга, перечеркнутого по косой в нижней трети, — символ Первоотца. Сотворив, таким образом, ритуал прощания с ушедшими, они снова вернулись ко мне, смещая факелы и скрадывая жуткую груду в тенях.
Глава 2
НА ДНЕ, ПОЧТИ ПО КЛАССИКУ. РЕКОГНОСЦИРОВКА
— Как-то вечерком слышал в трактире «У стены» старую песню-легенду. Очень пьяный бард пел о безумном жреце-маге, чьи преступления неисчислимы и смертный приговор которому подписан едва ли не в каждом уголке Фальмира. Служители Первоматери приговорили его к сожжению заживо, блюстители долга Первоотца — к котлу с кипящим маслом, а жрецы-псы Дагонта Законника-Очистителя — к четвертованию. Йорд Седой Отступник, презревший богов нынешних, продавший душу Ольрэну за бессмертие и могущество, — так называл бард того безумца, — припомнил Кирт.
«Надо же, — отметила я памятливость и наблюдательность щитовика. — Небось и сам тогда в дрова пьян был, по трезвяку такие песни не поюти не слушают, а запомнил. Выходит, телохранитель не только языком треплет, но и других слушать умеет».
— Вот, стало быть, в чьи лапы мы угодили к добру или к худу, — задумчиво крякнул Керт.
— К добру? — аж поперхнулся от возмущения Кирт.
— Не появись Отступник здесь, в ущелье лежали бы наши трупы, брат, — резонно пояснил разумник Керт.
— М-да, — крякнув, вынужденно согласился Кирт и сумрачно продолжил мысль напарника: — Не только бедолаги Тимаса и Симелии, но и твой, мой и лапули Ким. А так вот они мы, живехоньки и целы. Я — это точно я, ты — это ты…
— А Ким? — невольно настороженный взгляд Керта метнулся в мою сторону.
Я напряглась. Вдруг меня сейчас в четыре руки убивать станут, как того Йорда?
— Ким не повезло, — философски констатировал Кирт, не предпринимая никаких агрессивных телодвижений, и добавил, сделав еще один знак Первоотца факелом: — Жаль лапулю, пусть идет в светлые объятия Первоматери, как того и желала, но нам-то всем жить.
— Что предлагаешь? — справился о мнении брата Керт, начиная рассуждать вслух: — С одной стороны, тело ее высочества надо бы отцу доставить…
Я же, пользуясь данными из памяти горничной, его перебила:
— Надо драпать, и поскорее!
— Согласен, кобылу мне в жены! — решительно выпалил Кирт со своим обычным ругательным присловьем. — Бежать, и быстро. Смерти Симелии нам не простят, а уж если следы ритуала почуют и найдут, то гореть, плавать или на куски быть разорванными вместо Йорда мне вовсе не мечтается. Никто разбираться не будет, как мы уцелели. Ты с нами, лирта с лицом принцессы, памятью Ким и душой незнакомки?
— Куда ж я с подводной лодки, лирты! Будьте! — согласилась я, припомнив, что бесконечные пожелания бытия — здешний аналог приветствия, а лирт и лирта — обычное обращение к мужчинам и женщинам Фальмира. — Тикать так тикать, только с этого каменного одра слезть помогите, пока совсем не простыла. Апчхи! Меня шатает, как пьяную, и голова болит.
Вопрос о присоединении к компании телохранителей, или по-здешнему щитовиков, для меня вовсе не стоял. Куда я одна, тощая недомога с неотсортированной грудой чужих воспоминаний о чужом мире, подамся? Плохо мне, защитить себя не способна, одна надежда на парней. Подлости от них Кимея не видела, лишь помощь. Доверюсь! Другого выхода все равно нет.
Кирт легонько сдернул меня с плиты и небрежно поддержал, давая ногам привыкнуть к тяжести чужого-своего тела. Кимея, в отличие от моего прежнего тела с приятными округлостями, оказалась тушкой с цыплячьим весом и формами стиральной доски. Похоже, всех достоинств у девчонки, заморенной пансионом и нервной работенкой, и было что светлая, почти пепельная, коса толщиной в руку да серо-голубые глазки с длинными ресничками. Нет, покойница Симелия садистскими наклонностями не страдала, ни разу не подняла руку на компаньонку или слуг, но ее капризы доставали людей почище изощренной пытки.
— Кстати, куда мы будем драпать — раз, и на какие шиши — два? — переадресовала я паре спутников актуальные практические вопросы. — У меня в карманах пусто, даже безделушек на продажу нет. И одежда у нас у всех драная, испачканная в крови.
— Нам скрываться, а Симелии уже все равно, — резюмировал Кирт и, воткнув факел в трещину плиты, двинулся к трупам, не просто сваленным, как теперь виделось четче при новом ракурсе освещения, а словно скатанным в
