Ингрид долго молчала, а после спросила с легким сомнением:
— Ты уверен, что забудут?
— Уверен. Когда одна звезда падает, восходит другая.
— Почему тот врач, который делал вскрытие, не может дать официальное заключение? — задала она резонный вопрос.
Анри поморщился, как будто она могла его видеть.
— Потому что он… она… — неважно — еще не врач. И не спрашивай, как и почему. Это моя ошибка, что я не обратился к тебе сразу, на меня слишком много всего навалилось с этой шумихой, и я начудил… Просто сделай, как я скажу. Люк ведь не заслуживает обвинений, которые на него сейчас сыплются. И к смерти той фанатки не причастен. Я хочу, чтобы смерть Люка отделили от того, что кто-то спьяну упал с моста. Он умер из-за болезни, а не сам себя отправил на тот свет. Хоть раз в жизни ты можешь встать на одну сторону со мной? Ради него.
— Боюсь, что правда никому не нужна, — устало вздохнула Ингрид. — Но раз так, я сделаю это.
— Правда нужна нам, — отрезал Анри и отключился.
***Дома Алиса вновь уставилась на диск в прозрачной коробке. Пока на нем не было никаких опознавательных знаков, официальная продажа должна была начаться через месяц.
Как только в колонках зазвучал его проникновенный низкий голос, ей показалось, что Люк здесь.
…Алиса не раз просила его прекратить работу над альбомом, потому что это отнимало все его силы, особенно запись вокала. И втайне она ненавидела его творчество, но не могла ничего про него сказать. Потому что знала — это все, чем он живет. Она думала, что он хочет быть занятым и не ждать смерти, а продолжать жить как обычно.
«Будь проклята твоя музыка, ибо она отняла все, что у тебя есть!» — беззвучно кричала Алиса каждый раз, когда он возвращался из студии полумертвым.
Но сейчас ей открывался другой смысл.
Люк хотел, чтобы с ней что-то осталось после его смерти. Душа в голосе, и она живет дальше, бесконечно.
Однажды он спросил ее: Разве можно быть одиноким, если с тобой музыка?»
Алиса могла ответить на его вопрос сейчас: О да. Можно быть одиноким и с музыкой. Но без нее, наверное, было бы совсем худо…»
Даже его пение стало иным. Он больше не использовал свои судорожные вдохи и внезапные срывы. Это заключительный покой. Наконец все маски упали и он превратился в того, кем всегда был, — Люка Янсена.
Это их разговоры сейчас звучат из колонок.
Их письма.
Никогда не называй вещи по именам, ибо все имена ложные и истина — в молчании.
Не гаси свою свечу преждевременно.
И живи вечно, Алиса.
Диск закончился тихими грустными аккордами. И вместе с ними полумрак комнаты постепенно рассеялся, принимая первые лучи солнца.
Глава шестнадцатая
О Девушке и Смерти
Я время из вен своих тонких соткал. Я был как паук. Тебя лишь я ждал. На каждой тропе оставил я знак. Фонарь зажигается… …Тихий твой шаг. Иди на мой зов, что до начала времен К тебе, нерожденной, был обращен. Душа всегда находит Жнеца. Так будет и с нами, услышь же меня. И сказ сей печальный не о том, кто любил, А о том, кто учился, и о том, кто учил. Так, имя свое начертав на тебе, Я знал, что сквозь годы вернешься ко мне. Ты, так же как и я, — осеннее светило. Шарль Бодлер. Осенний сонет (пер. А. Эфрон)Глава семнадцатая
Не бойся Смерти
— Алиса, Алиса… ну что ты тут мешаешься?.. Иди, погуляй. Видишь, взрослые заняты.
Маленькая девочка с длинными черными волосами, заплетенными в кривые косы, мрачно глядела на снующих вокруг нее людей. Кто-то кричал, где-то разбилась посуда, и радио почему-то орало на весь дом, хотя его никто не слушал… Какая-то охающая тетушка выпроводила ее на улицу и закрыла дверь. Нечего ребенку смотреть на то, как идут приготовления к похоронам.
Алиса уныло побрела по пыльной дорожке к калитке. Небо хмурилось, и облака казались ей живыми.
Позавчера умерла фрау Редер. Она была их соседкой по лестничной площадке и всегда присматривала за Алисой, когда ее мать работала в выходные. От нее пахло старыми подушками, а на подоконнике у нее постоянно сушились какие-то травы и фрукты. Фрау Редер была доброй и рассеянной и называла Алису Аннелизой.
И вот ее не стало.
Алиса чувствовала себя странно. С одной стороны, она грустила, но с другой — фрау Редер ведь была такой старой.
«Смерть в восемьдесят лет — это закономерность», — думала она с потрясающим для ребенка хладнокровием.
В их тихом трехэтажном доме царила небывалая суматоха. Появилось столько людей… Алиса не знала и половины из них, кажется, все они — родственники фрау Редер… Целый день она слонялась по дому, путаясь у всех под ногами и вызывая легкое раздражение.
Ну вот и отлично. Она останется тут, в саду. Пусть сами ее ищут.
На нее упали первые капли дождя. Алиса подняла голову, глядя на небо с отрешенным лицом. Ей показалось, что кто-то ласково погладил ее по голове… В тот момент она вдруг поняла, что фрау Редер совсем ушла.
Все это время она была тут, везде.
Алиса чуяла ее дух, пропахший пылью и печеными яблоками. Каждая комната была наполнена им.
А сейчас она вдруг ощутила, как этот дух медленно сворачивается клубком и ускользает куда-то… за невидимую дверь. Та со скрипом захлопывается, и то, что осталось, было лишь смутным словом «навсегда».
Дождь обрушился с небес мощным водопадом, и Алиса вмиг вымокла. Но внезапно на нее упала большая тень и стало вдруг суше. Она подняла голову и увидела, что рядом возник незнакомый мужчина, глядящий на нее с высоты своего гигантского роста с внимательной усмешкой. Над головой он держал большой черный зонт.
— Мне кажется, нам
