Что кто-то там, за пределами метро, наших мрачных кротовых нор, еще жив. Что кто-то так же ждет, ищет, зовет, кричит в тишине, надеясь, что ему когда-нибудь ответят.
Надеется.
А потом хоронит надежду и пускает себе пулю в голову.
Сердце колотилось как бешеное. Ладони сами собой сжались в кулаки. Хотелось что-нибудь разломать. Так, чтобы от души, чтобы вдребезги! Выместить всю злость за месяцы и месяцы бесплодных попыток. Мы искали, мы звали, мы надеялись, а теперь что?
Он просто застрелился!
Выдохнув несколько раз, я успокоился. Этот парень явно сошел с ума от страха и одиночества. Я ничем не смог бы ему помочь.
Для него все было кончено задолго до этого выстрела.
Глава 4. Леха
В лазарете стоял извечный пугающий запах дезинфекции с примесью ржавого железа. Пол и стены здесь были облицованы плиткой, чтобы легче мыть. За дверью в дальнем конце помещения располагалась скромная операционная, хотя, пожалуй, по меркам старого мира операционной это место можно было назвать с большой натяжкой. Извлечь пулю, наложить швы, принять роды наши доктора могли, но никто здесь не давал гарантий, что пациент выживет и не останется калекой, да и никто таких гарантий не требовал. За годы под землей все усвоили, что без медицинской помощи, даже такой, любая травма могла закончиться смертью.
Леха лежал на кровати, бледный и очень слабый. Рядом, на небольшом столике, валялась упаковка с одинокой таблеткой обезболивающего. Парень тяжело дышал и мял белыми пальцами простыню.
Лекарство, произведенное два десятка лет назад, давно пришло в негодность, и конечно, не действовало.
Увидев меня, Леха разлепил ссохшиеся губы и хрипло произнес что-то невнятное. Подойдя ближе, я почувствовал запах гнили. Гангрена.
Я присел на стоящий рядом ящик, заменяющий здесь стул.
– Привет, говорю, – прошелестел сталкер, подавшись вперед.
Движение принесло с собой новую волну боли, отчего Леха захрипел, задышал часто и неглубоко. Послышались торопливые шаги. Мелькнул некогда белый, но теперь желтоватый от старости халат, и вот над кроватью Алексея уже навис Доктор и покачал своей рано поседевшей головой. Он помог парню присесть и рявкнул, чтобы я принес воды. Подхватив со стола помятую металлическую кружку, я поспешил к бочонку, установленному в углу лазарета. В бок ее был вделан кран, как в старинном самоваре. В спину мне неслись тихие стоны Леши и увещевания Доктора.
Когда я вернулся обратно, последний цыкнул на меня и махнул рукой, дав знак выйти за ширму.
В лазарете, кроме Лехи, находились еще двое пациентов: девчушка, рассекшая себе чем-то руку до мяса, и мужчина с воспалением легких. Девочка то и дело принималась хныкать, пряча лицо в подушку и прижимая покалеченную руку к груди, а мужчина временами злобно шипел на нее и тут же заходился в кашле.
Из-за ширмы показался Доктор. Кивнул, пропустил меня к Леше и удалился. Сталкер уже лежал на подушке, не хрипел, не стонал, только блаженно улыбался. Боль на время перестала терзать его.
– Эй, Циркач, смотри, – он откинул укрывавшую его ткань в сторону.
Гнилостный запах усилился, а я увидел почерневшую, распухшую и будто разваливающуюся на части руку.
– Отрежут, – вздохнул парень, накидывая покрывало обратно.
Но я успел заметить такие же черные пятна у него на боку. По спине пробежал холодок.
Не жилец.
Он – не жилец.
Я смотрел на него и думал: вот такое непредумышленное отсроченное самоубийство. По собственной глупости.
– Зачем тогда встал? – вздохнул я. – Ты чертов кретин!
Мои слова звучали, как начало хорошей выволочки, и может, оно и к лучшему. Пусть он думает, что мы с ним еще вернемся к этому разговору, и уж тогда он получит от меня по первое число!..
Но мне-то все было ясно. Он не протянет долго.
Леша улыбнулся.
– Тебя прикрыть хотел.
– Что?
– Тебя, говорю, прикрыть хотел. За твоей спиной еще одна летела, – он заулыбался шире, но улыбка больше напоминала мышечный спазм. – Ты ее не видел. Она бы тебя задрала.
Я не нашелся, что ответить. Что тут скажешь? Спасибо? Себя загнал, товарища подставил, помощничек.
– А вскочил зачем? Мог бы лежа дать очередь.
Парень пожал плечом. Одним.
– Не знаю. Сглупил.
И улыбнулся. Чего он все время улыбается?
– Циркач, подай мне, – Леша кивнул на кружку, оставшуюся на столе.
Взяв ее, я почуял знакомый сладковато-кислый душок.
Заметив выражение моего лица, сталкер усмехнулся.
– Да-да, оно самое, о чем ты подумал.
Он оперся на здоровую руку и перевернулся на бок. Мне пришлось поить его самому.
Леша сделал два больших глотка, сморщился и рухнул обратно на подушку. Он лежал тихо и неподвижно, только размеренно вздымалась под покрывалом его грудь. Я подумал было, что парень уснул, и хотел тихо выйти, как вдруг он окликнул меня.
– Циркач, стой.
Мне пришлось вернуться. Леша лежал, закрывая верхнюю часть лица ладонью – свет лазаретных ламп теперь резал ему глаза.
– Знаешь, Циркач, я часто вспоминаю, как ты…
– Как я – что?
Мне показалось, что он вот-вот скажет что-то очень важное.
– Когда я был еще маленьким, ты устроил для нас представление, помнишь?
Леха смотрел в потолок и не видел моей горькой усмешки.
Я помнил.
Глава 5. Дешевые чудеса
Какие же мы были дураки тогда. Это надо было додуматься – отправиться в здание цирка на поиски нужного реквизита. Подняться наверх, под отравленное и затянутое тучами небо. Туда, где фон превышал норму в разы. Рисковать собственными шкурами только для того, чтобы поставить представление. Ну не нелепость ли это?!
Ума не приложу, как мне удалось убедить тогдашнее руководство станции в необходимости этой вылазки. Я не помню, какие слова смогли их пронять, но, как бы то ни было, отряду, собранному из уцелевших цирковых, выделили какое-никакое снаряжение и дали добро на выход.
В тот день небо было пасмурным, серым, как мышь, и вспухшим от дождей. Накрапывало. Миновав проулок, мы оказались у широкой дороги. Но вот укрытий на начальном отрезке пути не было никаких. Разве что киоск с распахнутой настежь дверью, да несколько спиленных тополей у ближайшего дома. Не хотелось бы, конечно, идти по открытой местности, на виду, но ничего не поделаешь.
Я шел впереди, осматриваясь. Но в поле зрения не появлялось ничего живого. Только где-то вдали кто-то громко тявкал. Идущий рядом со мной иллюзионист по имени Ганс и так был весьма скромных габаритов, а тут сжался еще сильнее и прижал к груди автомат, будто рассчитывал спрятаться за ним в случае чего. За спиной я слышал отчетливый звук шагов берейтора Ермолова. Сколько раз его просили не топать как слон? Словно прочитав мои мысли, Ганс резко обернулся назад и хотел было сердито шикнуть, приложив палец к губам, но ему помешал противогаз. Поэтому иллюзионист красочно, но
