Не дают поработать за станками – хоть поручение выполнит, справедливо рассудил он. Появилась цель, квест. Куда проще – отнести передачку неизвестному лицу. Даже огрызок бумаги сунули – акт о выполненной работе, в котором должен расписаться получатель. Скорее, дань прошлому, чем необходимость. Потом этой бумажкой только жопу подтереть, ни на что другое она не сгодится.
Ган пересек палубу баржи, а затем пробрался по мостику, связывающему два судна, на танкер. Мостик выглядел надежно, еще ни разу, по уверениям местных, его не приходилось чинить после шторма или по причине изношенности материалов, из которых построили переправу. Немного качался при сильных порывах ветра, но не более того. Хорошо, расстояние было не таким большим – баржа и танкер стояли рядом, а то без промежуточных опор было бы уже сложнее построить, а для них необходимо было оборудование посерьезнее, чем имелось в Черноморье.
С двух краев были закреплены пилоны, между ними натянуты тросы и цепи, к которым крепилось полотно моста. Для жесткости использовали также длинные металлические шесты, чтобы исключить сильную качку. К этим же шестам прикрутили ограждения моста – еще не хватало, чтобы кто-то свалился вниз.
Мужчина не особо торопился, уже смирился с тем, что Бобр не пустит его на рабочее место, и если он быстро смотается и отнесет заказ, то опять будет слоняться без дела. Поэтому не спеша прогуливался вдоль палубы. Первый резервуар находился практически на носу, так что время было. Срочность начальник цеха не обозначил.
Сегодня море было самым спокойным за все время нахождения Гана в Черноморье. Стоял почти полный штиль. Вода была похожа на мутное, зеленоватое зеркало. Очень четко отражались надстройки танкера и фигурки людей у бортов. Мужчина глянул вниз – вон он, человек без памяти, отражение смотрит снизу, в точности повторяя все за ним. Человек без дома, нашедший приют у добрых людей. Отвел взгляд от воды, решился, глянул прямо и немного с вызовом.
– Ну, здравствуй, туман, – прошептал зло сквозь зубы, – чего тебе от меня надо?
Туман был далеко, не отозвался, остался недвижим. Сегодня он не казался мрачным, как в хмурую погоду, скорее, белесой дымкой, мягко укутывающей свою территорию. Лайнер был виден четко, почти целиком. И не подавал признаков жизни. Даже издали было заметно, что ничего человеческого там не осталось. Те, кто переселился на танкер с лайнера, старались о нем не говорить и делали вид, будто всегда были здесь – с того момента, как газовоз сел на мель. Переселение было похоже на бегство, так рассказывал один из команды танкера, но скорее всего, просто нагнетал краски, так как любил потрепаться. А по факту, пассажиры лайнера просто захотели под защиту более опытной команды, еще и вооруженной.
– Если это ты поселился в моей башке, то тебе не справиться с моим рассудком, – продолжал Ган, обращаясь к туману, – я выселю тебя оттуда рано или поздно.
Проходивший мимо черноморец толкнул его плечом, он резко развернулся, но прохожий уже извинялся, мол, случайно, просто вышло так, оступился. «И чего я так злобно посмотрел на него? – недоумевал Ган. – Он же ничего мне не сделал, видно же, не специально. А я уже хотел толкать в ответ». Внезапный приступ злости быстро сошел на нет.
Он продолжил путь к первому резервуару и скоро оказался у входа в жилые помещения. В народе их прозвали «Улей». Внутри они действительно отдаленно напоминали соты, которые соединялись между собой маленькими лесенками и мостиками. Прямо от главного входа в резервуар начинались ступеньки на второй этаж. На первом в основном было открытое пространство – там проводились собрания, находился вонючий бар – людям ведь тоже надо культурно отдыхать после работы, иначе жить совсем тошно станет.
Ган поднял глаза. Голова закружилась от этого огромного купола и снующих под ним людей. Как муравьи, те бегали с одного этажа на другой, стоял шум и гвалт, где-то в глубине этого хаоса плакал ребенок, тут же самоучка-бард перебирал струны дешевой, исцарапанной гитары. Мужчина вздохнул. Надо было пробираться на седьмой этаж по этим не заслуживающим доверия хлипким мосткам и лестницам.
На одних этажах ограждения были, а на других напрочь отсутствовали, но все ходили без страха по самому краю. Сразу было заметно, что строилось все наспех, о геометрии линий позабыли, всем хотелось отжать себе угол. Хижины лепились как попало и были построены из чего попало. То одна на другой, то нависая на шестах над колодцем-провалом, а кое-где и гамаки на ремнях с натянутым вверху брезентом заменяли черноморцам жилища.
«Да уж, повезло, что отжал пустую каюту», – подумалось Гану.
Седьмой этаж. Как тут различить, где заканчивается один и начинается другой? Ган никак не мог понять эту бессистемную систему. Пришлось спрашивать у местных. Те указали ему на цифры, написанные на стене резервуара через примерно равные промежутки вдоль всего периметра.
Если стоишь напротив цифры «7», значит, это то, что тебе нужно, – сказали ему.
Ган поблагодарил и полез дальше. Не единожды приходилось переступать через спящих, однажды сдуру залез в чье-то жилище, посчитав, что это просто коридор перед ним. Оттуда ругнулись, послали по матери, он отпрянул, забормотал извинения.
Улей поглотил мужчину, всосал в себя, ему уже стало казаться, что он вечность бродит тут. Несколько раз он снова оказывался там же, где проходил пять минут назад, – просто не туда сворачивал. Мостки под ним скрипели протяжно и уныло, они знали десятки ног и бессчетное число шагов. Кто по ним только не топтался – и стар, и млад, женщины и мужчины, даже дети встречались.
Времени прошло немало, прежде чем заветная цифра этажа указала, что он добрался. «Теперь хоть двигаться в одной плоскости, не скакать по лестницам», – подумал Ган и побрел по этажу. Спросил с дюжину человек по пути и наконец оказался у нужной «двери», представлявшей из себя полог из резинового коврика.
– Есть кто? – громко произнес Ган.
По ту сторону заворчали. Волосатая рука отбросила полог в сторону, и из хижины вылез мужик средних лет с сальными волосами. Одет он был в грязнущую майку-алкоголичку и рваные вельветовые джинсы. Ноги босые. Не ходить же дома в обуви.
– Михалыч? – Бобр поделился только отчеством клиента.
Тот кивнул.
Ган сунул ему в руки сверток. Михалыч почесал одну ногу о другую, резво развернул тряпку. Перекинул обрез из одной руки в другую, надломил, зачем-то заглянул в дуло.
– Добро, как новенький.
Ган не стал ничего уточнять, ему вообще хотелось свалить побыстрее отсюда. Сунул лишь клиенту огрызок бумаги со сточенным карандашом. Михалыч послюнявил его и вывел закорючки. Бумажка перекочевала
