– Ничего, – так же просто ответил он и нажал на спуск. Резкая тупая боль в области живота прожгла, казалось, насквозь. Прижав руки к ране, я упал, ноги сделались ватными.
– За что? – я и не думал защищаться. Нечем. Адам подловил меня в удивительно удобный момент. Здесь, в стрелковом клубе, я был как дома, да и не было в Лос-Анджелесе у меня никаких проблем. Придя, я выкладывал пистолет в шкафчик, так что был безоружен. Винтовки в шкафу все равно разряжены. Да, идеальный момент, что и говорить.
– Я долго думал, как мне тебя найти, а когда узнал от Фоули и Мак-Артура, что ты и есть тот коп, кто «наводил здесь порядок», – эти слова он словно выплюнул в мою сторону, – я решил, что это судьба. Ты, – он злобно посмотрел мне в глаза, – ты убил моего отца. Мама рассказала мне все тогда, я еще был слишком маленьким. Да меня и сейчас, скорее всего, даже судить не будут, мне всего двенадцать.
– На твоем месте я бы ждал суда с другой стороны, – кашлянул я. Черт, боль была очень сильной, но я пока не чуял, что умру прямо сейчас.
– Твоего дружка тоже надо пристрелить…
– Чем ты тогда будешь отличаться от меня? Да и кто был твой папаша, что я вынужден был его убить?
– Один из тех копов, которых ты поймал с наркотиками возле границы.
– Значит, он был виновным. Других я не убивал! – заключил я. Хреново это все. Этот змееныш, которого мы пригрели, был сыночком одного из тех уродов, что таскали «дурь» с границы и крышевали сбытчиков. Зачистил я это болото в сорок пятом. Тогда ему было всего шесть.
– Мне плевать. Это был мой отец!
– Конечно, он был твоим отцом, но он был преступником. Я сам нарушал закон, но делал это для наведения порядка и справедливости. Я – солдат. А солдаты призваны защищать хороших людей от плохих. Добивай меня, но не смей трогать моих друзей, они тебе ничего не сделали, их даже в стране не было, когда я это все делал.
– Я уже сказал, мне плевать на тебя и твоих друзей. Я хочу вас всех убить, эти… – он как-то многозначительно покачал головой, – старые крысы все знали. Они даже восхищаются твоими поступками. Ничего, раньше они не показывали своего отношения к этому делу, да и я не догадывался, что все они прекрасно знали о твоих делах. Теперь я пристрелю их так же, как тебя. Кто-то сдохнет раньше, кто-то позже.
– Но ты этого уже не узнаешь, – раздался громкий голос из-за спины Адама.
Мальчишка обернулся и тут же полетел в конец комнаты. Грохот выстрела из дробовика прокатился по оружейке. В дверях стоял старый Мак-Артур и спокойно смотрел на то, что сделал.
– Я слышал все, жаль, что пришел поздно…
– Спасибо, старина, но мне все равно, похоже, край… – я вновь закашлял, и боль новой волной прокатилась по телу.
– Я же тебе говорил, что, потеряв одного сына, не хочу терять тебя, ты же мне как родной! – воскликнул старик. Дробовик уже полетел на пол, а сам Мак-Артур бежал к телефону. – «Скорую», быстро, ранен офицер полиции, клуб… – донеслось до меня, когда я еще был в сознании. Дальше темнота, которую я уже успел подзабыть.
«Ну как, опять не удалось изменить свою жизнь?» О, забытый уже было голос возник откуда-то в голове.
«Видимо, так», – подумал-ответил я.
«Хочешь новый шанс?»
«А что, есть возможность?» Конечно, умирать-то не хотелось.
«Возможность есть, ты, кстати, пока и не умер еще!»
«Не знаю», – честно ответил я.
«Только условие, тело и время должны быть другими, здесь у тебя как-то не получается».
«Тогда, – я чуть подумал, – нет. Здесь мои родные и друзья, здесь все то, что я хотел бы делать в жизни. Начинать все с нуля, да еще и неизвестно где и как, не хочу».
«Ладно».
Голос исчез, а мне стало страшно. Блин, давали шанс жить, а я не воспользовался… Появилось какое-то тормошение, вновь вернулась боль. О, го-лоса!
– Приходит в себя, еще морфин! – кто-то с очень требовательными нотками в голосе кричал прямо надо мной. Интересно, это я что, очухиваюсь, или меня опять перенесли куда-то, несмотря на мой отказ? По телу разливалось сладостное облегчение, и боль вроде как становилась слабее. Я вновь услышал голоса.
– Нужна кровь, а у него редкая группа, найдете?
– Док, конечно, найду, о чем вы вообще! – Этот голос я узнаю из тысяч других. Петька!
– Третья группа, резус отрицательный.
– У моей дочери такая. Правда, она еще маленькая, можно ли взять у нее, хотя бы на время, пока ищу донора?
– Ей больше двенадцати? Сколько весит?
– Да нет, что вы…
– Тогда не рекомендую. Ищите, у вас есть сутки! Но на крайний случай…
Дальше разговор утих, а мне стало удивительно неловко от того, что моим друзьям приходится сейчас бегать и хлопотать. Лучше бы уж сдох нафиг!
Какое-то время, очень продолжительное время, я не осознавал вообще, где я и что я. Была какая-то темнота, с редкими подключениями к реальности. Наверное, я, как и прежде, лежу овощем без сознания. Вот интересно, а ведь мысли тоже появляются только тогда, когда наступает просветление. Чудны дела твои, Господи.
– Похоже, следует ждать улучшения, – услышал я в один из моментов просветления.
– Спасибо, док, обнадежили.
– Интересный пациент. Многих после войны видел, со шрамами, с отсутствующими конечностями, но таких… Его что, несколько раз из дробовика расстреливали, причем в упор? Или в мясорубке крутили?
– Он – солдат. Многое повидал, многое пережил. Куча шрамов – это фигня, просто он никогда не цеплялся за свою шкуру в надежде спастись. Этот парень воевал, воевал честно, защищал людей, нес порядок. Вот откуда эти отметки, док.
– Идите, на сегодня хватит. Кризис миновал, доноры более не потребуются, дальше я уже спокоен за его жизнь.
Последние слова человека, которого называли доком, Петя называл, это точно был он, выливались как бальзам на раны. Значит, все же не умираю? Значит, что еще, может быть, и поживем? Нет, не так. Я обязательно еще поживу!
