торговля с Землей теперь пойдет на совсем другой основе и за совсем другие деньги. Нашей милой родине позарез нужен генетический материал. А республика категорически не хотела им делиться. Она и теперь не захочет. Но уже на гораздо более жестких условиях.
– Так, значит, это не наши все устроили? – удивилась Ива.
– А у нас что, сволочей мало? – усмехнулся адмирал. – По большому счету мне плевать, кто именно нас подставил. Меня интересует, как мы выпутываться будем. Потому что в какую сторону ни поверни, на этом пути нас ждет море крови и неоправданно большие потери. А мне, честно говоря, стрелять по своим просто страсть как надоело. Мне уже во вторую марсианскую это дело поперек горла уперлось. Да не могу я больше, понимаешь?!
Иве показалось, что она сейчас расплачется. Железно логичные выкладки адмирала ее ни в чем не убедили. А вот то, что Рашен больше не хочет отдавать приказ «к бою»… Катастрофа. Рашен был талисманом группы F, ее счастливой звездой. Реши он сдать командование, группа развалится. Ива понимала, что это ясно и Эссексу, и Боровскому, и всем остальным командирам. В группе немало авторитетных офицеров, но адмирал Рашен только один.
– У нас совершенно нет козырей, – сказал Рашен. – Не с чего ходить. Вот так-то, малыш. Как говорил мой дедушка, старый опытный хирург, когда к нему являлся неприятный пациент: «Это pizdets, а pizdets мы не лечим»… Эй! Ну-ка, девочка, иди к папе на коленочки, пока ты не заплакала.
Ива медленно, как во сне, встала и подошла к адмиралу. Рашен обнял ее, усадил к себе на колени и зарылся носом в ее волосы.
– Прости меня, – вздохнул он. – Мне больше не на кого это выплеснуть. Ты только не подумай, что я запутался. Мне просто страшно. В первый раз. Никогда страшно не было. А теперь вот боюсь.
– Не бросайте нас, Oleg Igorevich, – прошептала Ива сквозь наворачивающиеся слезы.
– Да куда я денусь… – сказал Рашен с невероятной горечью.
И от этих его слов Иве стало легче. У нее даже глаза высохли. Она уютно свернулась на коленях адмирала и прижалась щекой к его груди. Ива не помнила своего отца, но человек на старых фотографиях, которые ей показывала мама, был чем-то неуловимо похож на Рашена. Возможно, он тоже мог так надежно заслонить ребенка от любой беды, всего лишь усадив его себе на колени.
– Только вот как я буду стрелять в Рабиновича, – пробормотал Рашен, – для меня загадка. Он же решит, что это личное. Я у него двадцать лет назад девчонку отбил. А потом она все равно к нему ушла…
Ива невольно улыбнулась. Таких подробностей из прошлой жизни Рашена она не знала. А вице-адмирал Рабинович командовал полицейской эскадрой, поджидающей группу F у границы Пояса. У Ивы среди полицейских навигаторов тоже были друзья, но она здесь никакой проблемы не видела.
– Ни одна девица в Ванкувере не хотела замуж за русского, – пожаловался Рашен. – Даже за астронавта. Даже с нашего факультета…
– Неправда! – выпалила Ива. – Я хочу! – И тут же осеклась. Ей пришло в голову, что Рашен может ее не так понять. А главное, она сама удивилась тому, как естественно вырвались у нее эти слова.
– Энди славный парень, – кивнул Рашен, который все понял совершенно правильно. – Очень тонкий и интеллигентный. Для астронавта даже слишком. Хорошо, что он с тобой не пришел. А то здесь и так розовых соплей по колено.
– Я его звала, но он не захотел, – сказала Ива.
– Тоже весь в расстройстве? – догадался адмирал.
– У вас это что, национальное? – поинтересовалась Ива.
– Говорят. Хотя врут, по-моему. Никакие мы, русские, не особенные. Просто нас очень мало, и все кому не лень тычут в нас пальцами и вешают ярлыки. Вот, мол, осколки великого народа. Ах, какая жалость!.. А этот великий народ только и делал, что пускал себя на мясо, выручая других. Мы же буферная зона между Европой и всем остальным миром. Захватывали нас раз сто, порабощали, истребляли. С кем только мы не воевали! И с татарами какими-то, и с монголами, и с фашистами всех мастей… Жалко, с Америкой не успели. Мы бы вам дали прикурить. И евреи тоже что-то много на себя берут. Эх… Ладно, слезай. А где Задница, ты не в курсе?
– Кажется, здесь, – сказала Ива, пересаживаясь на кровать.
– Та-ак… – Адмирал подвинул к себе контактную доску. – Ладно. Алло! Мозер! Где ты?
– Я, сэр! – радостно отозвался флаг-адъютант.
– Ты вот что… Там у вахты Кендалл завалялся самогон. Давай бегом к ним. Подойди к этому пацаненку, как его…
– Кристоф Бульон, – нехотя подсказала Ива.
– Навигатор Бульон, не забудешь, фамилия редкая. И скажи, что с начальством положено делиться. Пригрози конфискацией, и через полчаса чтоб у меня был литр!
– А не много вам? – поинтересовался Мозер тоном опытного денщика.
– Застр-р-релю! – прорычал адмирал, и флаг-адъютант мгновенно исчез с монитора.
– Ты, – сказал Рашен, оборачиваясь к Иве. – Ты мне понадобишься часов примерно через двадцать. Иди пока отдыхай, люби своего русского и скажи ему, чтобы не переживал. Все устроится. Я тебя потом вызову, будем вместе думать, рисовать всякие схемки и графики. И спасибо тебе, Кенди.
– За что… – скромно потупилась Ива.
– Есть за что, – отрезал адмирал. – Да, встретишь Линду, скажи ей, что она сука, но я ее все равно люблю.
– Ай-ай, сэр! – отрапортовала Ива и поспешила выскочить за дверь, пока адмирал не нагрузил ее еще какими-нибудь деликатными поручениями.
В коридоре на полу сидела Линда. Глаза у психолога были опухшие.
– Ну? – спросила она.
– Воюем! – радостно ответила Ива.
– Хреново, – сказала Линда. – А я еще надеялась когда-нибудь родить. Теперь уж точно не успею.
– Ты чего? – удивилась Ива. – Все будет ОК. Это же Рашен.
– Дурочка, – вздохнула Линда сочувственно. – Тебе бы только летать и стрелять. Мало тебе одного Пурпурного Сердца, захотелось еще и урну с крышкой.
– Это как понимать? – Ива агрессивно уперла руки в бока. – А кто меня агитировал выводить патрона из депрессии?
– Я думала, он умный и сдаваться пойдет, – ответила Линда. – Все к этому и шло. А ты, подруга, выходит, перестаралась. Ну куда мы со своими двадцатью скороварками против целых трех планет?
– Может, «Тушканчик» и скороварка, но у него лучший в Солнечной экипаж, – парировала Ива. – А за остальных ты не беспокойся. Наше дело выжить для начала, а потом восстановить справедливость. И шла бы ты подальше со своими пораженческими настроениями.
– Сама ты иди, – вяло сказала Линда. – Е…сь, пока дают.
Ива присела на корточки, взяла Линду обеими руками за горячие щеки и повернула лицом к себе.
– Что-то случилось? – спросила она мягко.
– Да нет, – вздохнула Линда. – По-моему, в моей жизни уже никогда не случится ничего. Знаешь, подруга, мне все до такой степени надоело… Пятнадцать лет я на флоте, а все ради чего?
– Может, ради того, что тебя здесь все любят, – предположила Ива. – Ради того, что весь «Тушканчик» прошел через твой кабинет и всем после этого стало легче. Думаешь, это хоть кто-то забыл?
– Он в моем кабинете не был, – прошептала Линда. – А когда ему стало плохо, я не смогла к нему прийти… Вот, тебя уговорила.
– Он уже был в порядке, – возразила Ива, а сама подумала: «Вот это да! Я просто слепая…»
– Ты даже не понимаешь, как ему это было нужно, – слабо улыбнулась Линда. – Чтобы пришла женщина и ничего ему не говорила. А только слушала. Ты все сделала отлично. Просто…
– Ты бы справилась в сто раз лучше меня.
– Да нет же! – Линда отвернулась к стене, и Ива заметила, что у нее дрожит щека. – Мне нельзя, понимаешь? То есть я могла бы, но… Нам профессиональная этика запрещает работать с близкими людьми. Только в крайних случаях. Но если бы я сделала это, мне бы потом нельзя было остаться с ним рядом. Трудно объяснить, но это так.
