Она промолчала и тогда, когда Козимо объявил, что уезжает за Коссой.
Козимо досадовал, решив, что женщина просто капризничает. Отцу сказал, что Контессина придумает, как отделать и вторую половину, вот и все. Джованни подумал, что супруги договорились, а Контессина хмурая потому, что переезд откладывается.
И только Джиневра понимала подругу по несчастью. Дело в том, что Лоренцо напросился ехать с братом, снова оставляя жену в ожидании.
Но когда Джиневра попыталась обсудить братьев, Контессина поморщилась:
— Они вправе поступать так, как считают нужным. Дело прежде всего, а мы… мы далеко после.
Ехать за Коссой действительно пора, люди Козимо уже привезли бывшего папу в Пизу, сидеть там просто так нелепо. В Пизе он не нужен, бедолаги просто не знали, как обращаться с прежним папой, чтобы не попасть в немилость к нынешнему.
Косса, которому надоело прятаться, переезжать, сидеть взаперти, недовольно поинтересовался у Козимо:
— Где мы будем жить?
Козимо подумал, что означает это «мы» — Косса по привычке говорит о себе во множественном лице или о себе и Име?
— В нашем доме. Его только что отремонтировали.
— Почему не в доме епископа?
— Там будет жить папа Мартин.
— Что?! Вы вытащили меня из тюрьмы, чтобы теперь отдать Колонне?
Почти три года, проведенные в подземелье Гейдельбергской крепости без нормальных условий, а главное, без связи с внешним миром и в неведении будущего, сильно изменили бывшего пирата. Косса постарел и словно потух. После нескольких месяцев хорошей жизни вне тюремных стен он немного пришел в себя и поправился, но задорный блеск в глазах исчез, и больше не было того знаменитого бандитского взгляда, сводившего с ума всех женщин, на которых Косса его бросал. Но это возмущение показало, что вулкан готов извергнуться в любое мгновение, потому надо быть осторожным.
Если раньше Козимо должен был всего лишь присматривать за беспокойным папой Иоанном, потом с риском для собственной жизни вытаскивать его из тюрьмы, то теперь предстояло взять эту все еще беспокойную натуру в ежовые рукавицы и держать крепко во избежание бед, которые натура могла натворить.
Козимо решил объясниться начистоту. Если Коссе не подходят условия, в которые он будет поставлен, то лучше узнать об этом сейчас, а не во Флоренции.
— Ваше Святейшество… вы позволите себя так называть? Признаюсь честно, я так же зову и папу Мартина. — Козимо смотрел выжидающе, пока Бальтазар не кивнул. — Ваше Святейшество, вы должны понять и принять несколько условий. При отказе от любого из них или при невыполнении Медичи просто лишат вас своей поддержки.
Во взгляде Коссы читалось: ого, как заговорил этот мальчишка!
— Ну, перечисляйте свои условия.
Косса откинулся на спинку кресла, в котором устроился довольно удобно, сидел царственный, хотя и изможденный.
Козимо такое важное поведение не смутило, он понимал нежелание Коссы сдаваться, но и позволить бороться без малейшей надежды на успех тоже позволить не мог. Именно это Медичи первым и сказал. Косса почти возмутился:
— Почему это без надежды на успех?
Има, молча сидевшая с шитьем в стороне, тревожно вскинулась, Козимо сделал успокаивающий жест в ее сторону, мол, все хорошо.
— Если вы не поняли, что проиграли, то не стоило покидать стены Гейдельберга, можно было договориться о хороших условиях там. Умейте проигрывать, только тот, кто умеет проигрывать, способен подняться с колен и пойти дальше.
Хотелось сказать: посмотри на себя, пойми, что ты уже немолод, чтобы начинать все сначала, причем начинать униженным и свергнутым. Но говорить не стал, не хотелось еще сильней унижать этого пусть далеко не праведного, но все равно сильного человека.
Косса прекрасно понимал все сам, он возмущался больше по привычке, чем от желания начать войну за престол снова.
— Что там еще за условия?
— Повторяю: вы больше не будете претендовать на престол Святого Петра и поклянетесь в этом перед папой Мартином.
— Что?!
Последнее Козимо придумал на ходу, но после вопля Коссы понял, что прав.
— Вы поклянетесь перед папой Мартином, что отрекаетесь от любых притязаний на престол Святого Петра, что безоговорочно признаете его папой и готовы служить, если потребуется.
Нового вопля Бальтазара не последовало, напротив, с минуту он сидел, молча глядя на пламя камина, потом вздохнул:
— Дальше…
— Сначала подтвердите, что вы принимаете это условие.
— Принимаю.
Козимо не было жалко Бальтазара Коссу, жалость унижает даже сильного. Но ему было жаль, что этот человек использовал свои незаурядные способности так бездарно. И сейчас Медичи точно знал, что с Коссой нужно жестко, чтобы у него не появилось даже проблеска надежды начать беспокойную погоню за папской тиарой сначала.
Косса принял все выдвинутые Медичи условия. Иного выхода просто не было.
Когда они уже закончили обсуждение, совсем погрустневший Косса вдруг поинтересовался хрипловатым голосом:
— Вы совсем не верите в возможность для меня вернуться к прежнему?
Козимо не отвел взгляд, смотрел в глаза бывшему пирату прямо, ответил так же:
— Верю, именно потому ставлю условия и требую клятв. Если вы ввяжетесь в борьбу снова, такой хрупкий мир нарушится. Колонна не худший выбор, и пока все спокойно. Не разваливайте то, чего удалось достичь другим.
— Достижение! — фыркнул Косса.
— Амбиции одного не должны идти вразрез с желаниями остальных, если только это не приносит пользу всем.
— Скажите честно, Медичи — банкиры папы Мартина? Вы отдали ему все, что принадлежало мне?
— Нет, банкиры у него Спини.
— Так чего же вы его поддерживаете?
— Мы поддерживаем хрупкое спокойствие, которое нужно укрепить.
— Эх, молодой человек, поздно я вас приметил, с вашими талантами и моей энергией мы с вами могли столько натворить…
Козимо усмехнулся:
— И так натворили. У меня до
