Иногда, к счастью, мысли и беспокойство по поводу грядущего праздника отступали под натиском усталости. Мой режим изменился. Теперь приходилось вставать за час до рассвета, быстро завтракать и бежать на разминку. Полоса препятствий за эти недели стала едва ли не родной. Я знала в ней каждый сантиметр, день ото дня проходила ее все быстрее и лучше. Тело наливалось силой, обретало гибкость. Я все меньше напоминала деревяшку, какой считала себя когда-то. К тренировкам с посохом добавились занятия с коротким мечом и кинжалами.
За две недели до праздника лес вокруг дома укутало белой пеленой выпавшего снега. Пока еще тонкая, она медленно крепла и разрасталась, наращивая пух холодного одеяла. Вечнозеленые иглолисты выделялись пушистыми островками на фоне темных стволов облетевших краснолистов и каштанов.
Кроме тренировок с оружием к моему распорядку добавились танцы. И вот тут меня ждал сюрприз: отрабатывать нелепые па с Кеорсеном оказалось намного приятнее, чем с учителем танцев.
Тело словно само отзывалось на прикосновения высшего, на его шаги. И совсем скоро танцы перестали меня раздражать. Напротив, этих тренировок я ждала с затаенным трепетом. А потом тайно наслаждалась ощущением скользящей по моей талии руки. Иногда, позволяя себе дерзость, я прижималась к Кеорсену чуть сильнее, чем того требовали правила танца, но, что удивительно, он никогда не указывал на эту ошибку.
Тина с каждым днем становилась все круглее и теперь едва ли не светилась изнутри. К присутствию Рейшара она привыкла и даже, как мне казалось, перестала его бояться. Кстати, взаимоотношения между высшими тоже изменились. Нет, дружескими они не стали. Демоны по-прежнему спорили, ввязывались в перепалки, а иногда сходились в поединке, но с каждым разом они становились все менее воинственными.
Что касается магии, здесь меня, как и было обещано Маорелию, тренировали осторожно, и мой прогресс выглядел скромно. Я научилась разрушать летящие ко мне заклинания, но только средней тяжести. Последние десять дней я осваивала новую технику: не уничтожать, а перехватывать контроль над чужой магией. Получалось с трудом. Видеть плетения — это одно. Смещать их вектор — совсем другое. Но я старалась.
Однако дни шли, и отпущенный месяц подходил к концу. Беспокойство росло. Его не показывали, но оно слишком отчетливо читалось в глазах всех обитателей лесного домика. С помощью Кеорсена я привязала к Тине защитную магию дома, которая в свое время вывела меня на заветную поляну. Теперь, случись что со мной, купол станет воспринимать своей хозяйкой Тину.
Когда я объяснила ей, что и почему сделала, она расплакалась. Прижалась лбом к моему плечу и долго вздрагивала. Она не просила меня отказаться от задуманного и не уговаривала спрятаться и прожить отмеренные Великим дни в безопасности, хотя, я уверена, именно этого и желала. Тина приняла мое решение, только скрыть переживания оказалась не в силах. Признаюсь честно, отчасти я рада, что хоть кто-то из нас не старается держать лицо.
Думаю, именно слезы Тины вернули мне уверенность в собственных действиях. Я должна попытаться отвоевать свое право на жизнь, стать исключением в установленном порядке и… возможно, когда-нибудь изменить его. Я опасалась загадывать так далеко. Но, глядя на плачущую Тину, я пыталась представить людей свободными. Свободными жить так, как им хочется, свободными любить и иметь детей, свободными следовать своим идеалам. И дерзкая мечта придавала мне сил.
В день, когда должен был вернуться Маорелий, я проснулась рано. Даже раньше обычного — мир за окном еще окутывал плотный ночной полумрак. Выбравшись из кровати, я ушла в ванную. Пустила воду, добавив ароматных гелей.
В сердце царило колючее беспокойство. Глупо врать, мне страшно. До ледяных мурашек на теле, до подкатывающей тошноты и щекотки под ребрами. Никто не знает, какой окажется новая страница моей жизни… и будет ли она вообще. Несмотря на всю подготовку и заверения демонов, я не исключала возможности, что самая длинная ночь в году станет для меня последней.
Я провалялась в ванне не меньше получаса. Потом выбралась, вытерлась, быстро оделась и спустилась вниз. Тина хлопотала на кухне, уже заканчивая готовить завтрак. На сковороде, источая манящие ароматы, румянились оладьи, в маленькой кастрюльке доходила каша, от пузатого чайника шел запах мяты.
Заметив мое появление, Тина улыбнулась, однако начинать разговор не спешила. Видимо, чувствовала мое смятение, беспокойство и давала время самой с ними справиться. Потом так же молча, без привычных попыток отговорить, позволила помочь ей накрыть на стол.
Мы как раз заканчивали выносить последние тарелки, когда на пороге столовой показались высшие. Рейшар иногда оставался в доме на ночь, из-за этого на втором этаже появились еще одна спальня и ванная.
Завтрак прошел в тишине. А когда он подходил к концу, я почувствовала приближение Маорелия. Накинув на плечи подбитый мехом плащ, я поспешила ему навстречу.
Снег похрустывал под ногами и переливался на зимнем солнце слепящими искрами. Дыхание вырывалось изо рта видимым облачком пара, мороз едва ощутимо покусывал за щеки.
Дойдя до калитки, я проследила взглядом за подлетающим высшим с большой лиловой коробкой в руках.
— Доброе утро! — с улыбкой поприветствовал он, ныряя под расступившиеся ленты кокона.
Вернув ответную улыбку, я заперла защитный контур и встретилась с внимательным взглядом синих глаз.
— Ты изменилась, — с теплотой в голосе отметил Маорелий. — Стала еще больше похожа на высшую. На истинную Рингвардаад.
Я смутилась. Нет, не потому, что мне польстило сравнение с демонами, а потому что вдруг ощутила себя частью чего-то большего. Того, чего раньше у меня не было. Я словно перестала быть сорванным с поля цветком и обрела корни.
Мы прошли в дом, переступили порог гостиной, и там я замерла, чувствуя подступивший к горлу ком. Пушистое дерево иглолиста переливалось крохотными огоньками, блестело искусственными звездами и казалось самым волшебным из всего, что мне доводилось видеть.
— Мы не знаем, как пройдет завтрашний вечер, — произнес Кеорсен, подходя ко мне, — поэтому давайте отметим праздник зимней ночи сегодня.
Я смотрела в его серебряные глаза и видела в них столько теплоты и заботы, сколько не видела никогда. Ком в горле разбух, едва не лишая меня воздуха. Я судорожно вздохнула и сморгнула первые слезы.
Голос не слушался, поэтому вместо ответа я кивнула.
Губы Кеорсена
