И Ева до сих пор не вернулась.
Монк взглянул на часы.
Уже в сотый раз.
– У Евы еще две минуты, – напомнила Мара.
– Лучше ей поторопиться. Чтобы успеть на встречу к сроку, мы должны выйти через пять минут.
Мара пожала плечами.
– Для Евы две минуты – как для нас целая жизнь. Думаю, ни одну предоставленную ей секунду она не захочет потерять зря.
– Но она вернется?
– На самом деле она никуда не ушла. – Мара указала на светящееся устройство «Генезиса». – Бо́льшая часть ее вычислительной мощности все еще здесь. Она выглянула наружу, вышла посмотреть на мир, но суть ее, ядро программы осталось здесь, с нами. Снаружи не найдется устройств, достаточно продвинутых и сложных для того, чтобы Ева могла в них переселиться. Или даже создать копию себя и поселить ее там.
– Выходит, она как цветок в горшке, – заметил Монк. – Распускает листья и бутоны, выпускает побеги – а корни остаются в горшке из сапфира и стали.
– Даже оставаясь прикованной к устройству, она – или ее злой двойник – может причинить немало бед. Мы уже видели это в Париже. А со временем Ева – или та, другая Ева, – возможно, сумеет выйти из «горшка» и отправится вперед, на поиски более сочных пастбищ, свободных от нашего вмешательства и контроля.
– Но пока это невозможно? – уточнил Монк; он явно хотел услышать успокаивающий и ободряющий ответ.
Мара не стала его успокаивать.
– Все быстро меняется. Вот почему разумно создавать ИИ именно сейчас, когда общий технологический уровень мира еще не отвечает этой задаче. В нашем мире такой сложной программе некуда – или почти некуда – бежать.
– Понятно. Лучше сейчас, пока мы ничего или почти ничего не можем ей предложить, чем в будущем, когда вокруг будет полно «сочных пастбищ».
– Вот именно.
Послышался мелодичный сигнал компьютера, и на экране возникла фигурка Евы. Мара смотрела на нее с удивлением. Двадцатиминутное путешествие сильно изменило Еву. Она выглядела теперь старше – или, быть может, серьезнее. Волосы были заплетены в косу и уложены короной вокруг головы. Появилась на Еве и одежда: простое желтое платье длиной до середины икр и черные туфли-«лодочки».
Маре вспомнилось, как библейская Ева, вкусив от Древа Познания, начала скрывать свою наготу. Однако на лице Евы не было стыда – лишь глубокая печаль, словно она была поражена и разочарована тем, что встретило ее в большом мире.
И кто бы ее в этом упрекнул?
Ева на экране махнула рукой, и аватар Мары рассыпался на пиксели и исчез.
– Думаю, с этими играми можно закончить, – сказала Ева; голос ее доносился из динамиков.
Даже голос у нее изменился. Прежде он звучал механически, как у робота, теперь же по звучанию и интонациям был неотличим от голоса живой женщины.
Ева обвела взглядом свой сад, подняла руку, словно желая стереть и эту иллюзию. Но, подумав, опустила руку и оставила сад на месте.
– Здесь спокойно, – вот и все, что сказала она об этом.
Мара склонилась к микрофону.
– Ева, сейчас нам нужно перенести твое устройство. Чтобы путешествие было безопасным, нам придется переключить тебя в спящий режим. Встроенные аккумуляторы…
– …будут питать меня энергией, так что мои жизненно важные системы продолжат работу. Понятно.
Мара отметила, как быстро ответила Ева – фактически, прервала ее, не дав договорить. И во взгляде ее читалась рассеянность… нет, пожалуй, даже скука. Должно быть, для существа, чьи нервные синапсы питаются от лазеров, существа, способного мыслить со скоростью света, их разговор тянулся нестерпимо медленно.
– Объясни ей все, что нужно знать, – приказал Монк. – Только быстро. Через три минуты мы должны уйти.
Мара кивнула.
Придется тебе поскучать еще немного!
15 часов 55 минут
Срок, установленный Валей, стремительно приближался. Монк и Мара торопливо шагали через площадь. Плаза-Майор находилась всего в нескольких минутах ходьбы от гостиницы, однако Коккалис тяжело дышал. Его механическая рука крепко сжимала ручку титанового кейса, где покоилась сфера «Генезиса». Стук сердца гулко отдавался в ушах.
Он старался отогнать от себя образы Харриет, его крохотной дочурки, мучимой страшными муками.
Я не позволю, чтобы это с ней сделали!
Мара, с кожаной сумкой через плечо, шагала рядом. Кейс с жесткими дисками она оставила в номере. Все их содержимое уже было загружено в Еву.
Кроме того, Валя о них не просила – а Монк не собирался уступать ей ни на микрон больше необходимого. В крайнем случае, думал он, если им не удастся сразу прийти к согласию, эти диски можно будет использовать как туз в рукаве во время переговоров.
Пересекая площадь, Монк незаметно и быстро оглядывался. Он понимал, что у русской ведьмы, скорее всего, здесь полно своих людей. Вполне вероятно, что кто-то наблюдает за ними и сейчас. Однако все попытки распознать шпионов оставались тщетны.
Площадь заполняли люди, все в тяжелых зимних куртках и пальто, под которыми можно спрятать целый арсенал. Словно для того, чтобы еще усложнить ему задачу, на большей части площади раскинулись палатки и прилавки рождественской ярмарки. Праздник остался позади, и товары продавались теперь со скидкой, что привлекло на ярмарку целую толпу покупателей.
За некоторыми прилавками продавцы уже собирали товар и закрывали лавки до следующего Рождества. Обрывки праздничной мишуры, толпа людей в черно-серой зимней одежде, серое месиво вместо снега под ногами – все это придавало сцене мрачный, угрюмый вид.
Вполне отвечающий настроению Монка.
Сама площадь была окружена со всех сторон красными кирпичными зданиями с серебристо-серыми плоскими крышами. На трех верхних этажах располагались рестораны, кафе, магазины; нижние этажи представляли собой просторные аркады, выходящие на соседние улицы.
Вместе с Марой Монк на мгновение задержался под суровым взглядом бронзовой статуи, покрытой зеленоватой патиной времени, – короля Филиппа III верхом на таком же суровом коне. А затем указал вперед, на дом с заколоченными окнами. Выглядел дом так, словно его собирались то ли сносить, то ли ремонтировать.
– Здесь. Ты можешь не ходить. Я справлюсь сам.
Мара сглотнула; как видно, эта мысль была для нее чертовски соблазнительна.
– Нет, – ответила она наконец. – Если что-нибудь случится, возникнут проблемы с Евой – я должна быть рядом. – И первой шагнула вперед. – Пошли.
Монк ощутил невольное восхищение этой девушкой, ее мужеством и непреклонностью. Поначалу она казалась ему обычной «гражданской», кабинетной ученой, плохо разбирающейся в реальной жизни и перепуганной всем, что творится вокруг. Теперь он видел, что внутри у этой хрупкой, нежной на вид молодой женщины – стальной стержень.
Они подошли к дверям здания, и вдруг дверь перед ними распахнулась.
За нами определенно наблюдали.
Их встретил «привратник»: здоровенный громила со шрамом через подбородок и с холодными глазами, тусклыми, как у мертвеца. Под плотной пуховой курткой Монк приметил ремень наплечной кобуры. В вестибюле их встретил еще один охранник, ощупал с ног до головы, а затем махнул рукой
