- Каждый час, когда я не работаю, драгоценный кроха может умереть, - сказала она мне.
Люди Брин Шандера считают её сумасшедшей, и честно говоря, я и сам подвергал сомнению здравость её рассудка и расстановку приоритетов. До тех пор, пока не поговорил с ней, и тогда обнаружил в этой женщине одного из самых разумных и зравомыслящих людей, с которыми когда-либо имел счастье встречаться. Тепло её сердца тронуло меня и позволило увидеть искренность её улыбки. Для неё это было призвание, способ, которым она, бедная старая женщина, может сделать мир лучше.
Среди знакомых мне дворян немногие могли сравниться с ней в искренности улыбки.
Я считаю себя немного похожим на эту старую женщину, и больше прежнего — после моего обучения в монастыре. Величайший урок, полученный мной в этом месте великого учения — постоянное напоминание о том, как мало мне на самом деле нужно, и предостережение избегать ловушки собственности.
Чаще всего богатство владеет богачом, а не наоборот.
Богатая женщина может вызывать зависть, и хотя зависть будет ей приятна, этот повод омрачит лица окружающих задолго до того, как она умрёт.
Некоторые меряют богатство золотом.
Другие меряют его слезами тех, кто будет оплакивать их после смерти.
Я понимаю и с отвращением признаю, что среди встречавшихся мне людей мои предпочтения вовсе не являются общепринятыми. Нора Дугана не нуждается в новых жителях, и любые дома, опустошённые суровыми условиями этого сообщества, вскоре наполняются снова, по большей части людьми, ворчащими по поводу дани или налогов и готовыми воевать с любым, кто потребует у них хотя бы медяк.
«Не можешь поймать жратву — не имеешь права жить» — распространённое кредо, которое часто можно услышать в этом городе и даже на берегах озера под названием Красные Воды.
Таков этический спектр разумных существ со шкалой между «я» и «сообщество».
Мой друг Бренор — один из богатейших королей в этой местности. Соединённые дварфийские королевства, от Долины Ледяного Ветра до Серебряных Кордонов и Гонтлгрима, вышли из своих войн, сверкая богатством и могуществом. Сам Бренор уже обладает сокровищницей, способной вызвать зависть большинства лордов Глубоководья.
Обязан ли в таком случае Бренор распахнуть свои врата для всех просителей? Насколько широки границы ответственности для того, кто обрёл столь многое? Шире, чем для фермера или сапожника? Если фермер сберёг дюжину серебряных монет и даёт одну бедняку, которого встретил на рынке, следует ли Бренору, владеющему в тысячу тысяч раз большим состоянием, раздать по монете тысяче тысяч нуждающихся?
Или ему следует раздать даже больше, поскольку после определённой степени богатства его монеты становятся не так важны для его собственного здоровья и безопасности? Подобно драконам, великие лорды севера владеют грудами сокровищ, которые не в силах потратить за всю свою жизнь. Даже их дети и следующие поколения не могут потратить такие богатства. Потеря серебряной монеты меньше вредит человеку и его семье, обладающему десятью серебряными монетами, чем потеря медной монеты — семье, у которой есть только десять медяков. А потеря золотой монеты для женщины, которая обладает десятью золотыми монетами, значит для блага её семьи меньше, чем дань, назначенная человеку с десятью серебряными.
И по мере возрастания размеров богатства правило продолжает соблюдаться. Чем больше у вас есть, тем меньше вам необходимо, и когда все базовые нужды удовлетворены, роскошь становится избыточной и притупляет радость приобретения.
Мензоберранзан похож на Нору Дугана. Никакого золота и драгоценностей не хватит, чтобы удовлетворить неутолимую жажду верховных матерей. В Мензоберранзане богатство — это власть, а власть — это всё. И богатство означает положение, которое значит даже больше власти. Ведь положение вызывает зависть, а для дроу моей родины чужая зависть — одна из величайших радостей в жизни.
Такая жизненная философия кажется мне абсолютной глупостью.
Попрошайку у ворот дома Бэнр убьют или возьмут в рабство.
Попрошайку у ворот Гонтлгрима накормят горячей едой и дадут постель.
Поэтому король Бренор — мой друг.
— Дзирт До'Урден
ГЛАВА 18
Реальность восприятия
Год Возрождения дварфийского рода
1488 по Летосчислению Долин
- Ты с ума сошёл? - поинтересовался Киммуриэль, услышав последнюю нелепую просьбу Джарлакса.
Тот сделал жест, будто собираясь ответить, но Киммуриэль поднял руку и покачал головой.
- Не трать слов, - сказал псионик. - Я уже знаю ответ.
- Ты ранишь меня, друг мой.
- Я тебя раню, а ты меня убиваешь, - отозвался Киммуриэль.
- Громф тебя не убьёт, - заверил его Джарлакс. - Испытав силу улья иллитидов, текущую сквозь него, он скорее наложит на тебя любовные чары, чем станет бросаться огненными шарами.
- Дождаться не могу, - сухо отозвался Киммуриэль.
- Он выделит тебе покои в Главной башне.
- Где меня будут окружать невыносимые волшебники с их ограничениями?
Джарлакс вздохнул, признавая поражение.
- Мой комментарий всё равно не касается Громфа, - продолжил Киммуриэль. - Боюсь, ты просишь меня сыграть в игру с существом более опасным, чем бывший архимаг, которое, к тому же, получит значительно меньшую выгоду, оставив меня в живых.
- Возможно, но это критически важно — иначе я бы не просил. Ивоннель представляет собой намного большее, чем кажется, и её роль в происходящем куда значительнее, чем мы осознаём. Мои инстинкты просто кричат об этом, а я научился к ним прислушиваться.
- Ты думаешь, что она, на самом деле — прислужница Ллос, йоклол под личиной? - спросил Киммуриэль.
Джарлакс выгнул брови.
- Больше.
Псионику потребовалось мгновение, чтобы это переварить.
- Ллос? - воскликнул он. - Ты считаешь Ивоннель воплощением самой Ллос? Ты хочешь, чтобы я шпионил за Ллос? Ты с ума сошёл?
- Отвечая на твой последний вопрос, буду честным: возможно. Касательно первого, я просто не знаю, - признался Джарлакс. - Но по поводу второго, я считаю, что мы должны попробовать узнать правду. А ты?
Киммуриэль ответил:
- Я считаю, что нам лучше сбежать в самый глухой и далёкий угол Фаэруна.
- Но это всего лишь иллюзия, - сказал Дзирт.
Ивоннель проказливо ухмыльнулась.
- Я решила, что они тебе понравятся.
Чтобы подчеркнуть «они», она захлопала ресницами. Её глаза сейчас были фиолетового цвета, очень похожего на глаза Дзирта — редкая мутация среди дроу.
- Они прекрасны, - признал Дзирт. - Для любого наблюдателя в тебе прекрасно всё. В этом и заключается хитрость, не так ли? Ты поддерживаешь волшебную иллюзию, чтобы зритель видел в тебе именно то, что больше всего ему нравится.
- Нет, - сказала она. - Больше нет. Однажды я играла в эту игру, и с готовностью признаюсь тебе в этом. Действительно, то была сознательная манипуляция. Те, кто смотрели на меня, невольно относились ко мне лучше, чем к более
