Краст скрипнул зубами и отвернулся. Подошел к углублению в стене, грязное, давно не чищенное нутро которого зияло чернотой.
— Я помню время, когда в этом зале всегда пылал живой огонь, согревая гостей. Ты помнишь, Рэм?
— Я никогда не любил пламя, Краст, — хмыкнул а-тэм и подбросил на ладони круглую льдинку. — Ты же знаешь. Хотя то время я помню. Это было тогда, когда на живое хёггово пламя в каменных чашах башни мы смотрели с тобой из-под лестницы, дрожа от ужаса, что нас заметят и снова высекут. Тебя этот огонь манил, словно глупого мотылька, а я вечно тащился за тобой, хотя моя спина ныла от палки не меньше твоей. Зачем ты вспомнил? Я не хочу возвращаться в прошлое.
Краст нахмурился. И правда — зачем? Время, когда ему было запрещено входить в эту башню, закончилось.
— Ты прав, — сухо уронил риар, — зря я вспомнил.
Побратим кивнул, глянул искоса.
— Кстати, твоя нареченная не так дурна, как ты говорил. Худовата, так это дело поправимое.
— Бледная морь, — сухо оборвал Краст.
— Бледная морь? Так ты ее называешь? — хохотнул Рэм. — Водяные мори считались красивейшими женщинами, брат, ты не знаешь сказок. Они всплывали над волной и заманивали воинов с хёггкаров в холодные глубины. Чужачка не похожа на дев Дьярвеншила, это верно. Наши отличаются темной мастью и крутыми боками. А чужачка иная. Но на нее приятно смотреть. На глаза, губы… Лунная дева. Да и ведет себя так, словно рождена в сияющей башне Аурольхолла. Говорят, старик Ингольф нюхом чуял лучших дев, сам знаешь… Не будь она твоей нареченной…
Рэм сладко зажмурился, а Краст ощутил внезапную вспышку раздражения.
— Если ты хочешь обсуждать чужачку, найди себе другого собеседника! А с меня довольно.
* * *В комнате наверху оказалось темно, как в подземелье! Только светлый квадрат окна радовал ориентиром. К тому же в спальне было довольно холодно, и я укуталась в свою шкуру, решив, что меховой наряд в таком климате не такая уж и плохая идея!
От произошедшего внизу меня слегка потряхивало, все же я была не так спокойна, как хотела казаться. Да и какое уж тут спокойствие! Меня чем-то облили, чуть не убили, а потом еще и этот разговор с Крастом… Слишком много впечатлений для меня!
И вопрос — как действовать дальше? Что делать со старухой, которая вознамерилась меня извести? Может, попытаться ей объяснить, что мое проживание в башне — явление временное? Но риар запретил что-либо говорить. Да и вряд ли Брида поверит. Умом она не отличается, лишь злобностью. Была бы смекалистее, побоялась бы нападать в открытую на нареченную риара. Или… или и самого риара старуха считает помехой и за хозяина не принимает? Может, надеется, что его правление тоже временное?
Неодобрение Краста явственно ощущалось и в мужчинах, главах родов. А старик Манавр и вовсе смотрел так, словно перед ним — прислужник, а не ровня и тем более не правитель.
Странно.
Я попыталась вспомнить фразу, царапнувшую меня внизу.
«Чего еще ожидать от того, кто рожден среди…» Договорить ильх не успел, но по лицам присутствующих скользнули глумливые усмешки.
Рожден где?
Я нахмурилась, пытаясь разобраться, но понимая, что знаю недостаточно.
Положила ладонь на странное стекло, напоминающее лед. Руке стало зябко, вокруг пальцев «стекло» просело, словно подтаяло… будто я в самом деле коснулась льдинки! Но ведь этого не может быть! Совершенно прозрачная, квадратная льдинка, впаянная в камень башни? Невозможно!
— Скажи это тому беловолосому, что сделал тебе зеркало, заморозив воду, — прошептала я, хмыкнув. Облачко пара коснулось странного льда и расцвело узором — линиями и завитками.
Я восторженно ахнула, снова подула — осторожно, едва-едва. И вновь проявился рисунок, словно распахнула крылья снежная бабочка. Миг — показала свои волшебные крылышки, еще миг — и пропала. Чудеса! Подула — и понеслись по снежной глади волшебные кони, полетели птицы и лепестки с облетающего дерева… невероятные картины, созданные моим дыханием.
Увлекшись игрой, я и не заметила, как открылась дверь и в спальню ворвалась девочка.
— Что ты делаешь, йотун-шагун! — вскрикнула она, увидев меня у окна. — Ой, то есть прости! Не губи! Не йотун-шагун, а нареченная риара, прекрасная лирин, чтоб меня перворожденные покарали за мой глупый язык, чтоб они его узлом завязали!
Я хмыкнула, разворачиваясь. А Анни торопливо сбросила на кресло свертки и поставила на стол лампу — внутри пузатого стекла, оплетенного грубыми железными ободами, ровно горело оранжевое пламя. Я поморгала, привыкая к свету.
— На чем горит этот огонь?
— На чем? — не поняла девочка, сноровисто подхватывая сброшенное на пол алое платье и складывая в аккуратный рулон. — Зачем ему гореть на чем-то? Это ведь живое хёггово пламя! Засыпает только, но встряхнул — и снова проснулось!
Я ничего не поняла. И задумчиво снова подула на стекло.
— Нельзя дышать на льдинку в окне! — всплеснув руками, воскликнула прислужница. — Дырка же будет!
— Дырка? — растерялась я, покосившись на остатки снежного сада на окне. — А почему?
— В твоих землях нет снежных хёггов? — с пониманием спросила девчонка. И деловито отпихнув меня от окна, потерла стекло краем своего рукава, стирая затихающее волшебство. — Они мастера делать такие вещи, то в окна льдинки наморозят, то вещицы всякие красивые. Вроде и лед, а в руках не тает. Только дышать на них нельзя.
— Я не знала, — с сожалением глянула на окно.
— Так оно и видно, что ты чужачка, — хмыкнула девочка. — Говоришь не так, делаешь не так, и сама вся…
— Не такая?
— Другая, — дружелюбно улыбнулась Анни. Бояться меня девочка явно перестала и сейчас глазела с детской непосредственностью, но без враждебности. И я поневоле улыбнулась в ответ.
— А вот ты мне все и расскажешь. Чтобы я говорила и делала так!
Девчонка посмотрела с сомнением. И вздохнула так, словно ей предстояло как минимум спасти мир от глобальной катастрофы.
— Для
