— Краст-хёгг, конечно, не такой, как его отец, — косясь на стены и дверь, шепнула Анни поутру, заплетая мне косички на висках. — Хвала за то перворожденным! И все же ты очень смелая, лирин, раз согласилась стать его женой.
Ну, допустим, я на подобное не соглашалась, но девочке этого знать не нужно. А вот мне не помешают подробности о сущности риара.
— Все дело в глазах Краста, ведь так? Они разные. Но какое это имеет значение?
— Родиться с голубыми глазами в Дьярвеншиле — само по себе плохо. Это знак тех, кто отмечен Злой горой, — насупилась Анни. — А у риара все и того хуже… Он вообще не должен был родиться! Голубой глаз так и горит на его лице! Значит, и черный хёгг оказался слабее, не смог совладать! Страшно!
— Это всего лишь гетерохромия! — рассердилась я. Ну сколько можно? Рациональная часть меня, привыкшая к цивилизованной жизни, хотела заорать: не говори глупостей, разный цвет глаз не означает безумия! Но что я знаю о безумии? Или о хёггах? Говорят, со своими правилами не идут в чужой храм, так что и мне лучше помолчать и послушать.
Да и черный дракон по-прежнему прилетал ко мне во снах, что не добавляло уверенности. Глядя на Краста, выцарапывающего слова, я не могла не думать, не был ли он тем, кто напал на корабль и чуть нас всех не сожрал?
Замкнутый и мрачный риар, как никто иной, подходил на роль злодея — это понимала даже я.
— Ты знаешь, как мой нареченный жил раньше? Он не ладил с Ингольфом, ведь так?
— Подробностей я не знаю, я тогда даже не родилась, лирин. Слышала, что Краст-хёгга подобрал хромой кузнец Свир, говорят, мальчик замерзал в снегу возле башни… У Свира уже был ученик, сирота Рэмилан. Так мальчики и росли вместе, выполняя самую грязную и черную работу. Свир их хоть и воспитывал, но спуску не давал. А когда мальчишки подросли, то явились на совет Дьярвеншила и потребовали кольца Горлохума. Никто не может отказать в таком требовании, вот и Ингольф не смог. И мальчики сумели поймать души хёггов. Рэм вот снежного зверя, а Краст — черного. Вот только время шло, а его масть так и не сменилась полностью. Глаза-то от рождения были голубыми… так один таким и остался. Говорят, прежний риар разозлился и приказал выкинуть Краста и Рэма из Дьярвеншила, запретив им возвращаться в эти края. Я слышала, Краст-хёгг много лет провел в диких землях, там, где бродят лишь звери и духи. Он был наемником.
— Наемником?
— Да. Воином без хозяина. Хёггом без земли и дома. Рэм стал его побратимом, потому что потомкам Лагерхёгга нужен тот, кто будет сдерживать их ярость и возвращать разум. Черные хёгги очень сильны, лирин, но они чаще других теряют способность мыслить по-человечески. Это плата за дары перворожденного Лагерхёгга.
Я задумалась. Понятно, что у моего жениха выдалось не самое лучшее детство.
Анни склонилась ниже и заговорила так тихо, что я уже с трудом различала слова.
— Поговаривают, Ингольф-хёгг хотел убить Краста. Чтобы Дьярвеншил не достался порченому. Так и говорил: был у Дьярвеншила риар Лютый, но Безумному не бывать! Вот только перворожденные справедливы и не дали Ингольфу других сыновей. Как отрезало у него — ни одного мальчишки больше не родилось. Уж сколько он местных девок попортил, сколько жен выторговал! Служанки рассказывали, что раньше Дьярвеншил был иным. Что богатства тут были, достаток… Но, верно, все ушло на жен старого риара! Он ведь любил красавиц — белокожих и светловолосых, синеглазых и родовитых, а такие очень дорого стоят. За каждую невесту Ингольф отдавал золото и шкуры, целый хёггкар, представляешь? Сидел в башне и лишь невест требовал, новых и новых. Так ничего от богатств и не осталось. Крысы одни.
И помирать старик не собирался, даже за Туман сумел запрос отправить. Я поморщилась. Это получается, старый Ингольф желал с невестой из Конфедерации нового наследника сделать? Да еще прожить достаточно долго, чтобы его воспитать? Силен мужик, нечего сказать!
— А как умер Ингольф-хёгг?
Анни провела пальцем по шее и хмыкнула.
— Так Краст-хёгг его… того! Ой, что-то я заболталась, нареченная! — уже нормальным голосом сказала девочка. — И накормить тебя забыла! Вот влетит мне от риара, что невеста его голодная! Сейчас принесу!
И убежала вприпрыжку. Я же только головой покачала. Еще один вывод, который я успела сделать, — местные боятся говорить о своих риарах, хёггах или Злой горе. Верят, что и у камня есть уши, а значит, разговор может быть услышан, и это принесет беду. Расспрашивать их почти бесполезно. Кажется, и Анни испугалась, что сболтнула лишнего, теперь будет до вечера вздрагивать и коситься на меня недоверчиво.
Но хоть что-то узнать удалось! А то от этих многозначительных взглядов и недомолвок меня уже потряхивать начинает!
Безумие, значит?
Я задумчиво постучала пальцем по крышке стола. Нет, безумия я в Красте не заметила. Вон как быстро разобрался с моим супом! И все же…
За несколько дней я видела риара лишь на наших странных уроках. Общались мы уже привычно — он рычал, я не обращала внимания. Пока Краст выводил буквы, успевала пролистать несколько страниц книги, пытаясь разобраться в сказаниях и легендах фьордов.
Алфавит риар почти освоил, так что мы перешли к словам.
Сегодняшний урок почти подходил к концу. Устав, я отложила книгу и потерла глаза. Все-таки в комнате мало света, так я ослепну за этот месяц! Надо бы попросить Анни принести еще лампы.
Красту скудное освещение и холод не мешали. Раздражало его лишь мое присутствие, но как раз с этим я ничего поделать не могла.
Чтобы уменьшить напряжение, я даже предложила пригласить на занятия еще кого-нибудь.
— Кого? — насторожился Краст.
— Ну… Рэма, например. Он ведь тоже неграмотный? Я могла бы обучать и его…
— Нет! — рявкнул он так, что я подпрыгнула.
Вот же дикарь!
— Нет так нет, зачем орать, — буркнула недовольно.
