– Товарищ полковник, Мозг здесь! – Доклад помощника в ближнем эфире развеселил Брилёва. Забавно получилось, но к месту: мозг здесь, в этом кабинете, а не у толпы, будь она на каком угодно уровне.
– Пусть заходит! – полковник коснулся сенсора открытия дверного замка.
Он указал капитану Миронову на кресло перед своим столом и спросил:
– Есть успехи с автопилотом? Ты говорил, вы что-то сделали, но есть проблемы?
– Там все сложно, – Миронов недовольно поморщился. – Я реально не понимаю, как эти роботы существуют в условиях такой ионизации и у них ничего не отказывает! На поверхности радиация физически выжигает обычную электронику за пару часов. Высоко-экранированная сложная электроника живет сутки, может, чуть больше. Там такой хаос из сигналов начинается, что ИИ просто впадает в ступор, даже если не сгорает. Выживают только самые примитивные цепи, да и то, только если есть многослойное экранирование!
– Ну, судя по докладам команды Варяга, у роботов тоже не все хорошо, – Брилёв попытался успокоить раздосадованного инженера. – У них проблемы с обнаружением.
– Может быть, – Миронов криво усмехнулся. – Но тогда вопрос: почему только с обнаружением, а не со всем остальным? Спутников нет, компас не работает, видимость двадцать метров в штиль – и ноль даже при среднем ветре, портативная радиосвязь цепляет лишь на десяток метров дальше, наш стационарный передатчик на максимальной мощности еле пробивается на два километра, словно переносная рация! А они передвигаются осмысленно и вполне успешно! При этом взаимодействуя между собой с высокой степенью эффективности! Я бы сказал, что все это байки вернувшихся с поверхности людей, но все рассказывают одно и то же, даже Пиджак!
Инженер испустил бессильный вздох:
– В общем, полноценный автопилот собрать невозможно. Мы не знаем, как они это сделали! Можно поставить тройное экранирование, можно четырех-, пяти- и выше кратное, но без геопозиционирования все это бесполезно. Поэтому мы попытались научить технику имитировать действия Варяга. То есть хорошо защищенный от радиации блок управления будет вести машину по гирокомпасу согласно заранее проложенному маршруту.
– Чем это плохо? – уточнил Брилёв. – Варяг сказал, что маршрут у нас есть.
– Если маршрут действительно идеален, то ничем, – ответил Миронов и добавил: – До тех пор, пока на маршруте внезапно не появится незапланированное препятствие. Например, бураном принесет какую-нибудь глыбу. На большой скорости техника будет слепа, а смысл нашего автопилота именно в большой скорости. Чтобы проходить дистанцию от нас до Росрезерва за один цикл антирада и не облучать груз продовольствия. Впрочем, определение препятствий при таком уровне ионизации не будет работать ни на какой скорости. Наше устройство может только слепо идти по готовому маршруту, отклоняясь от него не больше чем на пять метров. Но это при условии, что мы заранее принимаем за аксиому, что на пути следования нет и не может быть препятствий – это раз, и в момент начала маршрута техника стоит в его стартовой точке безошибочно, то есть в том самом месте, откуда проложен маршрут, – это два. Заводить машины в ворота, каньоны, входные рвы и так далее придется вручную. Это не автопилотирование как таковое. Это езда с закрытыми глазами по памяти. Как слепой идет по ребристому тротуару из точки «А» в точку «Б». Он уже ходил по этому тротуару раньше, поэтому уверен, что дойдет, надо только не сходить с ребристости. Но если кто-то поставит на его пути бетонный блок, слепой в него гарантированно врежется.
– Считаешь, мы не можем так рисковать? Потеряем технику? – Полковник лихорадочно прокручивал в голове варианты. – Но если везти продовольствие с остановками, с ним могут возникнуть проблемы!
Что делать? Самый эффективный выход – использовать Варяга до тех пор, пока Росрезерв не будет опустошен. Варяг создал маршрут движения и может двигаться по нему с максимальной скоростью. Но если Снегирёва не сгущает краски и Порфирьев умрет, ее реакция может быть враждебной. Одно дело, когда Варяг умер потому, что не хватило здоровья в условиях запредельной радиации. Совсем другое – он умер из-за того, что Брилёв отказался пойти навстречу ее требованиям. Это может вызвать у Снегирёвой затаенную агрессию, и она убьет его во время биорегенерации. И никто не в силах это предотвратить, других врачей у него нет. Их даже у ФСБ-шников нет, как назло! Да и кто сказал, что на высокой скорости Варяг сам не врежется в препятствие, которое появится на пути неожиданно?
– Не знаю, – Миронов пожал плечами. – Это вам решать. На высокой скорости, когда пройденное за секунду расстояние превышает видимость, врежется и автопилот, и Варяг, и кто угодно. Произойдет это неожиданно, и вся колонна столкнется, отвернуть никто не успеет. Наиболее вероятно, что в результате такого столкновения мы потеряем всю технику или почти всю. Но какова вероятность столкновения, мы прогнозировать не беремся. Порфирьев говорит, что с тех пор, как отработал маршрут, больше ни с чем не сталкивался. Как долго это будет продолжаться, мы не знаем. Может, десятилетиями, а может, в первую же поездку автопилот разнесет колонну.
– Готовьте устройство! – решил Брилёв. – Вернется Варяг – обсудим детали. Придется рискнуть, без продовольствия не выживем!
– Оно уже готово. Осталось провести ходовые испытания и доработку. Можно поставить его на тягач, но лучше сразу испытывать на воздушной подушке. Тягач гусеничный, у него есть отвал, но без путепрокладчика он все равно быстрее пяти километров в час не пойдет. А у путепрокладчика бак пустой. Надо ждать возвращения экспедиции. Вдруг автопилот нам уже не нужен…
– Сплюнь, твою мать! – вскинулся полковник. – Накаркаешь! Они уже опоздали к первичному сроку! У них точно все сработает?
– Техника сработает точно! – обиделся Миронов. – Мы двадцать раз все перепроверили! Там нечему отказывать, электроники нет, только механика! Потянул за рычаг – и кузов отвалился! Взрыватели и капсюль-замедлитель электрические, но блок надежно экранирован и имеет автономное питание с подогревом! Это стоило нам редких компонентов!
– Если все получится, то это окупится десятикратно! – веско парировал Брилёв. – Ты не хуже меня
