– Боишься его? – усмехнулась я.
– Отморозков всяких бояться нормально.
– Трус.
– Потаскуха.
– Это ведь оскорбление, да? – над самым ухом произнес Лавентин.
– Да, – тихо согласилась я, покрываясь мурашками от его дыхания на затылке, от прикосновения ладоней к плечам.
Лавентин отодвинул меня в сторону.
– Ты должен извиниться перед Сашей.
– Вот еще, – неуверенно фыркнул Павел.
– Если не возьмешь свои слова обратно, мне придется применить силу, – спокойно предупредил Лавентин.
Павел посмотрел на него с яростью. Скривившись, выключил газ и швырнул лопаточку на столешницу.
– Да подавитесь вы всем! – Набычиваясь, он попер на нас, но возле неподвижного Лавентина остановился. – Дорогу.
– Только после того, как принесешь извинения.
– Дорогу, я сказал!
– Саша, он благородного происхождения?
– Нет.
В следующий миг Лавентин заломил Павлу руку и выволок в коридор. Потащил к туалету. Павел вцепился в косяки. Пара ударов под колени – и он рухнул перед унитазом.
Все происходило так быстро, что возразить я не успела.
Ухватив Павла за шею, Лавентин стал наклонять его голову в унитаз, приговаривая:
– По закону нашего мира человек неблагородного происхождения, оскорбивший длорку словом или делом и не раскаявшийся в своем проступке…
Упершись ладонями в унитаз, Павел заорал:
– Извиняюсь! Извиняюсь я!
Лавентин навис над ним, придавливал к ободку.
– Хорошо надо извиниться, чтобы понятно было, за что и что чувствуешь себя виноватым.
Хрипло дыша, Павел забормотал:
– Саша, прости, что оскорбил тебя.
И это ведь мой муж Павел, человек, отношения с которым я пронесла почти через всю сознательную жизнь.
Казалось, Лавентину не составляло труда удерживать его в опасной близости от сливного отверстия в унитазе, голос звучал уверенно и раскатисто:
– Повторяй: и если мой язык еще раз посмеет…
– И если мой язык еще раз посмеет…
– …произнести о тебе несправедливое и дурное…
– …произнести о тебе несправедливое и дурное, – придушенно буркнул Павел.
– …пусть тогда он отсохнет на веки вечные.
Веривший в колдовство, видевший мое исчезновение, Павел умолк. Лавентин надавил ему на затылок.
– …пусть тогда он отсохнет на веки вечные! – взвизгнул Павел.
Попятившись, Лавентин взглянул на свои руки. Отправился в ванную комнату и включил воду.
Побагровевший Павел обратил ко мне влажные глаза, губы дрогнули, будто намереваясь произнести очередное оскорбление, но он сдержался.
Я глубоко вздохнула. Еще и еще.
Лицо Павла перекосило жгучей ненавистью. Приподнявшись, он захлопнул дверь в туалет, отрезая себя от нас.
Из ванной вышел Лавентин, постучал к нему.
– Идите вы, – огрызнулся Павел.
– Я просто предупредить хотел, – добродушно произнес Лавентин. – Это за первое оскорбление купание в нечистотах, за второе – лишение языка. За недозволенное прикосновение к главе рода – отсыхание руки. За попытку убийства – смерть через повешение. Ты не слишком буйный, но мне кажется, лучше предупредить, что я прослежу за исполнением закона в случае его нарушения.
С той стороны что-то невнятно пробормотали.
То, что происходило, – это немыслимо просто.
Даже живой дом Лавентина в момент моего неосознанного контроля казался более реальным, чем это мгновение.
Оказывается, я так забегалась по другому миру, что не смогла оценить и принять случившееся здесь пять дней назад.
Измена Павла, то, что он оказался вовсе не таким, каким я представляла, – все это еще не вписывалось в картину моего мира.
А теперь этот ужас снова обрушился на меня.
К прежней жизни возврата нет.
К Павлу возврата нет.
Все перевернулось.
Наблюдавший за мной Лавентин встревожился:
– Ты в порядке?
– Не знаю, – пожала плечами я. – Просто обидно, что все так кончается. Обидно, что он… – голос дрогнул, – оказывается, совсем-совсем меня не любил, что все…
Я задохнулась.
Мой мир рушился окончательно.
– Тебя обнять? – подступая ближе, спросил Лавентин.
Один мой кивок – и он прижал меня к своей груди, обнял крепко.
– Это пройдет, – пообещал он.
– Знаю, – всхлипнула я.
– А ты самая лучшая жена в мире. Лучше тебя представить невозможно.
– Спасибо за утешение. – Я орошала слезами его кожаную жилетку.
– Я просто сказал правду.
Я медленно обвила руками его талию. Как же хорошо, что Лавентин сейчас рядом.
Глава 38
Картошка вышла на редкость удачной, да еще с солеными огурчиками от двоюродной бабули Павла – просто объедение. Жаль, мало было.
После нее мы неторопливо пили чай с пирожными.
Павел сидел в туалете.
Меня уже распирать начало, а дражайший супруг занимал стратегическое место. Живот у него, что ли, подвело от страха? Или надеялся нас таким образом из квартиры выжить?
Мысль, конечно, здравая: без туалета в квартире плохо. Но и в туалете все время проводить тоже как-то не очень.
Допив чай, Лавентин задумчиво произнес:
– Может, он заболел?
– Кто?
– Этот твой… муж. – Он махнул рукой, указывая на дверь в прихожую. – Столько в туалете сидеть ненормально.
Невольно рассмеялась:
– Согласна. Но, думаю, дело не в болезни.
Лавентин вопросительно приподнял брови. Я подхватила ложечкой кремовый цветок и покачала его из стороны в сторону.
– Это стратегический ход: заблокировал доступ к важному ресурсу в надежде, что мы покинем оккупированную территорию.
– Дверь хлипкая.
– Для кого хлипкая, а для кого и нет.
Забросила в рот сладкий, таявший на языке кремовый цветок. Так же, как таял он, растворялась поселившаяся в груди тяжесть.
Обидно, горько, страшно, но… лучше в двадцать два узнать, что не с тем человеком связалась, чем в сорок или пятьдесят. Или в ситуации, когда его поддержка была бы жизненно необходима.
Можно сказать, я легко отделалась.
– Ладно. – Воткнув ложку в остаток пирожного, поднялась. – Давай закончим дела.
– Да, пора. – Лавентин тоже поднялся.
Пропустил меня, следом вышел в прихожую и постучал в туалет.
Павел молчал.
Лавентин постучал громче.
– Ну что вам? – огрызнулся Павел.
Я прямо представила, как он, сложив руки на груди, нахохлившись, сидит на крышке унитаза и злобно смотрит на дверь.
– Физиологические потребности, – пояснил Лавентин.
Стало до ужаса интересно, что победит у Павла: гнев или страх?
– Не пущу, – отозвался он.
– Мне бы не хотелось выбивать дверь. – Лавентин не терял спокойного расположения духа.
Если подумать, в нашем мире такое поведение выглядит страшно, аристократическая выдержка кажется поведением психопата. В фильмах психопатов часто так и показывают: спокойное дружелюбие, а потом раз – и голову отрубил.
Похоже, у Павла появились примерно такие же ассоциации. Щелкнул замок. Гордо вскинув подбородок, но опасливо косясь на Лавентина, Павел пересек прихожую и закрылся в кухне.
Будет ругаться из-за картошки или нет?
Я ждала, ждала… Судя по звукам, Павел открыл тумбу с овощами и вытащил несколько клубней.
– Будешь? – Лавентин указал на туалет.
Улыбнулась:
– Да, конечно.
Была у меня мысль: на время, пока разбираюсь с последними делами, приклеить к двери спальни смартфон Лавентина с запущенным на тихом звуке порнороликом длиной так с час. Чтобы Павел, если решит подслушивать, только охи-вздохи уловил и почувствовал себя ущербным. Но вдруг стало лень с этим возиться.
Не стоил Павел лишних телодвижений.
Оставив Лавентина со смартфоном, я взялась за ноутбук. Деньжат дяде на подарки племяшке перевела. Даже письмо на таймер поставила, в котором извинилась, что не даю адреса своего таинственного санатория. И еще на год вперед писем отсроченных написала с сообщениями, что со мной все в порядке.
ВКонтакте тоже написала об отъезде, статус поставила «Вернусь через год», вышла из всех аккаунтов, чтобы Павел чего не натворил, историю почистила.
Затем поставила ноутбук на табуретку возле кровати и усадила Лавентина рядом.
