ПРОЛОГ
Мастерская по ремонту холодильников, которой руководил Александр Иванович Шефтель, занимала цокольный этаж жилого дома на углу улицы Декабристов и улицы Писарева, существовала с советских времен и состояла из двух помещений, разделенных подъездом.
Преимущественным правом получения в собственность государственного имущества в ходе начавшейся в России приватизации пользовались трудовые коллективы, владеющие им на момент распада Советского Союза. Министерство, где я трудился, могло приватизировать разве что канцелярские столы, кресла и телефонные аппараты, здание принадлежало другой организации. А вот трудовой коллектив мастерской был вправе претендовать не только на имущество: технической инвентарь, запасные части и инструмент, но и на помещение – более двухсот тридцати квадратных метров. «Петрозлат», несмотря на то что мастерская являлась его структурным подразделением, не мог заполучить в собственность ни гаечный ключ, ни табурет, ни сантиметра площади.
Приватизация имущества мастерской прошла успешно, трудовой коллектив делегировал Шефтелю свои права, и он выиграл конкурс. По результатам конкурса Адмиралтейское агентство Комитета по управлению городским имуществом в августе девяносто второго года заключило с «Петрозлатом» договор на аренду мастерской сроком «до приватизации», которая по закону должна была произойти в ближайшие полгода-год, назначило арендную плату. Выкупить помещение мог только Шефтель, сумма выкупа – арендная плата за три года.
Адмиралтейское агентство КУГИ, как, впрочем, все агентства города, напоминало в те дни Смольный в ночь Октябрьского переворота. В коридоре – сутолока, толчея, сотни стоящих, сидящих и протискивающихся мужчин и женщин. Наибольшая плотность – у дверей кабинетов, за дверьми не лучше, инспектора скрыты за спинами просителей, на столах и подоконниках небоскребы бумаг, шкафы разбухли от папок. Телефоны трещат, пишущие машинки стучат, галдеж, шум – не продохнуть. Немудрено, что в этой неразберихе договор на аренду мастерской запропастился: положили не в тот шкаф, сунули не на ту полку, в КУГИ о нем забыли. Не вспоминал его и Шефтель. Володя убеждал его выкупить помещение, предлагал для выкупа деньги, но Александра Ивановича и трудовой коллектив все устраивало. «Зачем, когда и так хорошо? Выкупишь, а через год отнимут», – отговаривались они, продолжая пользоваться помещением даром, инфляция обглодала арендную плату до косточек.
Двести тридцать метров для ведения бизнеса Шефтелю было многовато. Для склада запасных частей достаточно тридцати-сорока, столько же для диспетчерской и кабинета, остальные площади «гуляли»; механики хранили здесь резину и колесные диски, складировали демонтированные с холодильников компрессоры и испарители; вдоль стен громоздились ненужные верстаки и металлические шкафы для одежды.
Мое второе пришествие в «Петрозлат» и неудача с сетью побудили брата договориться с Шефтелем, тот освободил в мастерской зал, именуемый «класс», где в советское время проходило обучение механиков, и передал его для организации торговли. Володя начал ремонт, не предполагая, как помещение будет использоваться. Ясно было одно: оно готовилось под меня. Новое место – новый вид деятельности, и развивать его мне.
В то время эта часть улицы Декабристов была еще не обжита, не освоена предпринимательской инициативой. На участке между улицей Писарева и Английским проспектом функционировали сапожная будка, где изредка появлялся кособокий цыган Василий, сквернослов и бабник, мастерская Шефтеля и скобяная, когда-то керосиновая лавка, ее держал Ашот Саркисян. На противоположной стороне доживала век «Домовая кухня», работали магазины «Рыба», «Продукты», «Булочная» и «Молоко»; в «Доме сказки» торговали галантереей и хозяйственными товарами. Открывать в «классе» продовольственный магазин, на чем специализировался «Петрозлат», было нецелесообразно. Мы всерьез рассматривали устройство здесь парикмахерской, магазина запасных частей для автомобилей или товаров марки «Довгань» – был такой человек-бренд, думали о предметах старины.
То, что город набит антиквариатом, как пещера Али-Бабы сокровищами, было известно. Колеся в начале девяностых по стране, наблюдал припаркованные у Ленинградского вокзала в Москве легковые автомобили и в них – молодых людей в спортивных костюмах. Лобовые стекла машин пестрели табличками «Куплю золото, серебро», «Куплю фарфор, бронзу», «Куплю картины». Милиция припаркованный на тротуаре транспорт не замечала, парней не трогала. Подобных скупок на колесах ни у Ярославского, ни у Казанского вокзала не наблюдалось. Вещи из нашего города везли в Москву, а почему бы не организовать такой прием на месте?
Миша, владелец антикварного салона «Юсуповский садик» на Садовой улице, когда мы поделились с ним своими соображениями, озадачил: «Опоздали! Открываться надо было раньше. Сейчас не то. Волна схлынула, предметов нет. Откройте лучше комиссионный».
Мы изучили вопрос. В пользу Мишиного совета оказались налоги: комиссионная торговля тогда признавалась социально значимым видом деятельности, ставка налога была на порядок ниже; не требовалась и лицензия, обязательная для антиквариата. Расходов, кроме как на торговое оборудование, никаких: одни принесут, другие унесут, стриги процент и складывай в стопочку. Антикварные же предметы, прежде чем предлагать покупателю, требовалось восстановить, реставрировать, а это затраты. Подводных камней на этом пути – с избытком, можно и за борт свалиться, и судно потерять.
С детских лет комиссионки ассоциировались у меня с одеждой, отрезами ткани и обувью – как правило, покоробленной и потерявшей форму. Первый, куда завела меня мама, находился на Таганской улице, недалеко от Абельмановской заставы. В памяти остались гардины не то из плюша, не то из бархата с помпонами по краям. В пятидесятые годы ими обрамляли межкомнатные двери. Следующий – на Тулинской улице, рядом с площадью Ильича, сюда мама сдала пальто с каракулевым воротником. Когда пришли за деньгами, впервые услышал обидное слово «уценка», ей выплатили меньше, чем она рассчитывала. Работая в министерстве, наведывался в комиссионный на Арбате, соблазненный выставленный в витрине статуэткой Балды, играющего в карты с чертом. Здесь за пять рублей купил мельхиоровый подстаканник с тройкой и седоком в коляске, который походил на Гоголя. По цоколю выгравировал: «Себе самому с удовольствием и надеждой». Основания сделать надпись имелись. Гравер, правда, попался никудышный: буквы вышли неровные, надпись неглубокой. Теперь пользуюсь подстаканником на работе.
Перебрав множество вариантов, мы остановились на комиссионной торговле: домашняя утварь и техника, без одежды и обуви. Штат набирали из знакомых, имеющих опыт: товаровед – Муругина Жанна Викторовна, кассир-продавец – Горлова Вера Михайловна. Вскоре к ним присоединилась Якушева Ольга Михайловна, принятая по объявлению на должность заведующей, ее сын Борис Борисович – продавец техники. Володя и Жанна принесли из дома тарелки, стаканы, утюг, расставили так, чтобы полки не выглядели пустыми, и мы открылись. Первая продажа – ручной пылесос «Ветерок», Володя раскопал его в гараже под верстаком.
Практики в комиссионной торговле я не имел и полностью доверился Муругиной и Горловой, в процесс приема товара не вмешивался, ходил, присматривался, изучал. Моя забота на первом этапе – реклама.
В городе выходило несколько газет, бесплатно доставляемых в почтовые ящики горожан, в одной из них поместил сообщение об открытии магазина и
