— Так точно, он очень резвый, — сказала Маша.
— Лишь бы у него ноги не подломились, — сказала Ксюша. — А ведь это, он на тебя, Настя, так взъерошился. Ишь, как копытами-то бьет, сейчас пол проломит, и ширинку уже расстегнул.
— А ты как думала? — Настя, сидя в кресле, была ростом выше командира. — Я с летунами еще того… не того…
— Вот ты, сука, Настя, счастливая, — сказала Ксюша и спросила командира: — Тогда, товарищ командир, может быть с нами?
— Мне нельзя. Я за рулем, — сказал командир. — А так бы, с такой… а, ладно, только немного. Даша, принеси мне стаканчик, — и спросил: — Вы, девочки, куда летите?
— А куда вы нас везете? — спросила Ксюша.
— А правда, куда? Маша, мы куда везем?
— В Германию.
— Вот, мы в Германию, — сказала Ксюша.
— Так, может, за Германию? — спросила Маша.
— Нет, товарищи, давайте за нашу родину, за Россию, по полной, до дна! — командир вытянулся, глаза блеснули. — А уж потом, можно и за Германию. Ура!
Все выпили, стоя, до дна! — Ксения с Анастасией встать не могли.
— А куда вы летите, девушки? — снова спросил командир.
— А куда вы нас везете? — ответила Настя.
— Маша, а мы куда летим?
— В Германию, товарищ командир.
— Вот, в Германию летим.
— Так, может, за Германию?
— Нет, давайте выпьем за нашу прекрасную родину — Советский Союз. По полной, до дна! Ура! — сказал командир. — А, потом, можно и за Германию.
Все выпили, стоя, до дна, — Ксения с Анастасией вновь порывались встать, но не смогли.
— А почему мы пьем за Германию? — спросил командир.
— Так мы туда летим, товарищ командир, — сказала Ксюша.
— А! Ну тогда, да — надо выпить за Германию… А вы девчонки… ух какие ножки… куда летите?
— В Баден-Баден.
— Это где?
— Это в Германии, товарищ командир.
— Тогда надо выпить за Баден-Баден, который в Германии. Наливай, Маша.
— Есть, товарищ командир!..
— А Баден это где?.. — командир уставился стеклянными, пьяные глазами на Настю. — Какие ножки!.. Где мои семнадцать лет?.. — и упал между кресел и захрапел. Стюардессы с помощью второго пилота, с трудом, утащили командира в кабину…
Из кабины раздалось: «Где мои семнадцать лет? На Большом Каретном…» Потом прозвучал удар от падения тела на пол, и наступила тишина. Только двигатели монотонно гудели, да в иллюминаторах проплывали ухоженные, вылизанные до тошноты земли Европы…
Стюардесса Маша принесла третью бутылку коньяка…
— А зачем вы летите в Баден-Баден? — спросила она.
— Настя лечиться, а я играть в казино, — ответила заплетающимся языком Ксения.
— Счастливые! — сказала Маша. — У нас прошлым рейсом тоже летели в Баден. Тайсон, баскетболист и две девушки. Хорошо летели.
— Так Тайсон же боксер, негр? — удивилась грамотная Ксения.
— Не, это его брат, белый. У них мамы разные.
— А, тогда, понятно, — сказала Ксения.
— Давайте выпьем, пока командир вновь не пришел, — сказала стюардесса Даша.
— А что — может? — спросила Ксюша.
— Он у нас мужик старой закалки, не то, что нынешние — слабаки! Еще, что-нибудь закусить принести?
— Хорошо сидим! — сказала Ксюша.
Только пьяная Настя все порывалась показать свою фигуру. А так, правда, хорошо летели, тихо.
По самолету из динамиков разнесся бодрый голос:
— Говорит командир корабля, летчик первого класса… Мы прибываем в аэропорт Франкфурта, прошу всех пристегнуть ремни…
При выходе на трап стюардесса Маша шепнула Ксении:
— Если вы увидите Тайсона, то скажите, что я его жду. Только Насте не говорите, она, со своими ногами, его, точно, охмурит.
— Пусть только попробует! Я ей ноги-то вмиг укорочу! Не беспокойся, Маша, этот твой Тайсон, если я его увижу — твой. Если он баскетболист, значит длинный, как Настя, виден будет издалека. Привет подруга. Через неделю жди обратно!..
И две пассажирки, поддерживая друг друга, кое-как спустились по трапу и направились в здание аэропорта.
В боковое окно кабины пилотов на Настю завистливо смотрел командир самолета и шептал: «Где мои шестнадцать лет…»
Две русских, пьяненьких девушки ехали в поезде из Штутгарта в Баден-Баден. Они ехали в вагоне, в котором разрешалось пить и курить, и все в вагоне курили и пили. Дым стоял коромыслом. Речь — любая: от немецкой, до индейцев племени Апачей. Индейцы, кстати, были одеты просто, как все европейцы и на них не было ни накидок, ни головных уборов из перьев, и томагавков не было. Они тоже пили! Им в Америке пить не разрешают — у них, как у наших северных народов, не вырабатывается какой-то фермент, расщепляющий алкоголь на воду, и поэтому, они спиваются от первой рюмки! И столетняя история спаивания не привела эти народы к выработке этого ценнейшего человеческого фермента. В Германии этого не знали и свободно продали индейцам шнапс и пиво «Бауман». Вот они пили и все громче кричали, и становилось страшно, что они сейчас схватятся за свои топорики и начнут крушить все вокруг.
Девушки Аня и Яна тоже пили шнапс и пиво «Бауман», прикуривали сигаретки одну от другой, и очень громко разговаривали, и смеялись.
— Вот бедный Проша. Он нам сейчас вставит.
— А мы скажем, что мы его искали, по всему вокзалу пять кругов сделали и потом, узнав, что он уехал, бросились за ним и даже нашли водителя Сашку, и оплатили его долги. Две тысячи баков отдали!.. Так, что все нормально. Едем!.. Давай выпьем?.. — рассуждала, как могла Аня
— Слушай, чего они так шумят?.. — спросила Яна и крикнула индейцам: — Эй, чего вы так шумите? Ничего же не слышно из-за вас! Блин, да они сейчас драться начнут?
— Не беспокойтесь девушки, — сказал по-русски пассажир из соседнего ряда, и отхлебнул из бутылки. — Это индейцы из племени Апачи; они не ругаются, они рассказывают анекдоты про индейцев, и кто кому рога наставил.
Он был прав. Если бы кто-нибудь смог перевести другим пассажирам то, о чем индейцы говорили, то веселился бы весь поезд. Индеец по имени Пончик, худой, как щепка, рассказывал своему другу Стреле, маленькому и толстому, как гамбургер, о том, что, когда тот ушел в другую деревню, он пришел в его дом и переспал с его женой и дочерями, и они были очень довольны. А толстый, с криком, который обозначал смех, сказал Пончику, что в это самое время он занимался любовью с его женой, его дочкой и
