-2-
Он уже перестал надеяться, что кто-то посетит его лавку, когда дверь, через пять дней после вышеописанных событий, открылась, и в магазин вошел нескладный, длинный человек средних лет с удивленными глазами потерявшегося мальчика.
Вы продаете книги? – спросил он, поправляя треснувшие, заклеенные скотчем, очки.
Да, я – владелец этой лавки, - ответил пожилой человек с вызовом, - Чем вы интересуетесь?
Книги в наше время – редкость, - сказал посетитель, - По всей стране найдется едва ли десяток магазинов, подобных вашему.
Вероятно, это так, - сухо произнес владелец «Лавки древностей»
Посетитель начал его раздражать.
Я восхищаюсь такими людьми, как вы, - продолжал этот странный человек, разглядывая стеллажи с книгами.
Пожилой человек промолчал, ожидая, что скажет незнакомец дальше.
Я – писатель Валерий Аксенов, - наконец представился посетитель, - Может быть, вы читали роман «Лед и пламя» или сборник рассказов «Горение»?
Продавец отрицательно покачал головой. Он отдавал предпочтение классике.
Жаль, - проговорил писатель с затаенной обидой в голосе, - Когда-то мои книги пользовались спросом, году этак в 2010-2011-м. А теперь писателей почти не осталось. Кто-то умер от болезней, голода и невнимания. Даже сценарии для глупейших программ теперь пишут компьютеры.
Давайте, я поставлю чай, заварю его покрепче, и мы, за легким завтраком с вами поговорим, - предложил владелец магазина.
Меня зовут, - представился он с достоинством боярина или графа, - Григорий Степанцов.
Владелец магазина надеялся, что его имя еще не до конца стерлось из памяти людей среднего возраста. Писатель его помнил.
Степанцов? Тот самый Степанцов? Известный писатель-фантаст. «Грехопадение Адама», первая премия «Хьюго» среди фантастических книг всего континента! Год 2015-й.
Посетитель стоял, разинув рот, и смотрел на живую легенду мировой фантастики.
А теперь я владелец и продавец этой лавки. Занимаюсь бизнесом, который не приносит дохода. Но, по крайней мере, я сохранил книги.
Они сели за небольшой, круглый стол, который сохранился, наверное, с двадцатого века. Григорий разлил по чашкам крепкий чай.
Валерий, а как вы писали свои книги? – спросил Степанцов, отпивая из чашки чай.
Набирал на компьютере десять страниц в день плюс правка и задание самому себе на следующий день, - ответил Аксенов, поставив чашку на стол.
Горячий чай он не любил с детства.
А я все свои романы написал обычной шариковой ручкой, - сказал Степанцов, - Так у меня лучше получалось. Компьютер я так и не освоил. Думаю, что при механизации труда, хорошую вещь написать невозможно.
Аксенов пригладил свои жидкие, светлые волосы.
Ну, почему же, - возразил Валерий, - Многие известные писатели набирали свои романы на компьютере.
Вы так думаете?
Степанцов загадочно улыбнулся.
Я свои последние романы писал на мыслеформатере. Подключаешь электроды к голове, вставляешь в аппарат, похожий на CD-плеер диск и думаешь. А мысли записываются на диск, а затем диск вставляешь в специальное устройство, где мыслеформы преобразуются в литературный текст, который там же и правится. И роман с принтера выходит почти готовый. После выхода моей книги «Волчья болезнь», опытный образец мыслеформатора мне подарил профессор Киселев, который как раз и разработал этот аппарат. Принцип его действия я знаю приблизительно, но думаю, что роман мыслеформами можно написать за неделю.
Степанцов полез в карман за пачкой сигарет. Он курил исключительно явскую «Приму». Григорий глубоко затянулся и выпустил, словно мифический дракон, струю сизого, плохо пахнущего дыма. Валерий закашлялся и отвернулся в сторону.
Я, вообще-то, не курю, - признался он, затыкая нос платком.
Отрадно видеть некурящего писателя, - проговорил Григорий, - Жаль, что писатели теперь никому не нужны. Ты что-нибудь еще умеешь делать?
Аксенов недовольно поморщился.
Если сказать честно, - признался он, - Я ничего больше делать не умею. Ни строгать, ни пилить, ни класть кирпич. Понятия не имею, как строить дом или баню, и как подводить к этому дому или бане воду.
Вид у Валерия был смущенный, словно он признался в грехе. Степанцов затушил сигарету о край пепельницы.
Видно, бог дает только один дар, - сказал Григорий, - Я тоже ничего такого делать не умею, даже выключатель разобрать не могу. А если разберу, так уж точно не соберу. Хорошо еще, что с прежних времен у меня остались кое-какие сбережения. Раньше писателям неплохо платили. А что дальше? Через год я их проем и буду нищенствовать.
У меня-то денег вряд ли и на год хватит, - пожаловался Валерий и залпом выпил остывший чай.
Степанцов усмехнулся.
Что же мы будем дальше делать? Помирать с голоду, убирать улицы или вылизывать общественные туалеты? Что же мы будем дальше делать?
Суровое, морщинистое лицо Степанцова надвинулось на Аксенова. Его серые глаза холодно и презрительно смотрели на представителя более молодого поколения писателей.
Не знаю, - ответил Валерий, - Я не знаю.
Григорий встал, походил по своему магазинчику. А потом неожиданно взял с полки первую попавшуюся книгу.
Когда мы с тобой писали романы, то думали, что они будут нужны людям. Мы думали, что их будут читать и нынешние молодые люди. Но новое поколение чихать на нас хотело! И наши книги превратились в ненужный хлам, бумажное сырье, - сказал Степанцов жестко и, пролистав свой роман «Грехопадение Адама», размахнувшись, бросил его в стену.
Цивилизованное стадо потребителей никогда не примет творцов, - произнес Григорий, и, дойдя до древней кушетки, повалился на нее и закрыл глаза.
Валерий сорвался с места и подбежал к автору прошлых бестселлеров.
Вам плохо, - спросил Аксенов у лежащего без движения Степанцова, не зная, что предпринять.
Он не знал даже, где у того лежит валидол.
Григорий открыл глаза.
Мне очень плохо, - произнес он, - Мне плохо по тому, что, дожив до пятидесяти лет, я остался совершенно один и никому не нужен. У меня нет ни жены, ни детей, ни семьи. А семья помогает выжить. В этой пропыленной лавке, среди также никому не нужных книг, я и живу. И если я сейчас умру, это будет большим благом и для меня, и для окружающих. Они даже не узнают, что я умер.
Григорий закрыл глаза и заснул. Валерий отошел от кушетки, изучая стеллажи с книгами. Великолепные издания пылились в этом книгохранилище, не находя своих читателей. А другие люди, далекие от литературы, жили, веселились в параллельном мире, и им не было дела до книжных знаний, завязок и развязок, кульминаций, сюжетов и жанров. Они были пользователями удовольствий, которые можно было получить
