Исключением стала, пожалуй, только Настуся. Она искренне радовалась за тех, кому повезло обзавестись женихами, одновременно не теряя веру и в свой успех.
Мы же, выбранные, общались со своими "сужеными" как и положено - каждую неделю, по пятнадцать минут. К моменту возвращения Дэна, я уже три раза имела сомнительную честь беседовать с Головой, как я про себя окрестила своего пожилого кавалера. К счастью он больше ни словом не задел моих родителей, хоть и говорили мы в основном о Маслятах, но интересовало его другое. Кажется, в моём лице Голова действительно увидел будущую работницу его загородного хозяйства, потому что подробно расспрашивал о способах которыми мы добивались хорошего урожая в холодных сибирских краях. Спрашивал он и о содержании домашней скотины, причём вопросы были такие наивные и нелепые, что я невольно преисполнялась чувством превосходства над этим жителем каменных ульев.
Такие разговоры даже стали приносить мне удовольствие. Было приятно вспомнить деревенскую жизнь и почувствовать, что мои знания о ней кому-то нужны. Но больше всего меня радовали поджатые в бессильной злости губы Агафьи и её застывшая неестественно прямая спина. Услышь она, как я болтаю на подобные темы с девчонками, как расхваливаю жизнь "дикарей" и "безбожников", не избежать бы мне сурового наказания. Но в данном случае, я была не виновата и даже наоборот - добродетельна, ведь это мой "жених" хочет говорить об этом, разве можно проявить к нему неуважение и ослушаться? И я в красках расписывала способы удобрения огорода, ухода за скотиной, хранения урожая, при этом косясь на неподвижную Агафью и хохоча про себя.
Спустя четыре дня после возвращения шестнадцатой группы с учений, Яринка прибежала в дортуар, улыбаясь до ушей, и хитро подмигнула мне. Я возликовала, решив, что она принесла весть от Дэна, но как выяснилось позже, Дэн ничего не передал нам, он только забрал из тайника то, что положили туда мы. Велев себе не расстраиваться, я попыталась утешиться мыслью, что и это не мало. Он помнит о нас, он прочитает нашу записку, и обязательно ответит. Просто Яринка права, и у него сейчас совсем нет времени.
Но прошла неделя, за ней другая, а вестей не было. Ни флэшки с новыми книгами, ни какой-нибудь, пусть совсем короткой записки. И мне всё труднее становилось придумывать для этого оправдания. Дэна я несколько раз видела в школьном коридоре, но он не смотрел в мою сторону. Даже Яринка перестала преувеличено бодро говорить "Наверно завтра" и теперь чаще отмалчивалась, когда я заводила разговор о Дэне.
Минула ещё одна неделя. В воздухе носился весенний дух, дули порывистые влажные ветра, температура даже по ночам перестала опускаться ниже двадцати градусов. Каждый раз, выходя на улицу, я жадно отмечала эти перемены, с наслаждением втягивая ноздрями приносимые издалека запахи весны, но теперь к радости примешалась немалая тревога. Когда растает снег, неважно будет это уже в середине апреля, или только в начале мая, но когда сугробы больше не помешают мне пройти к забору, и перелезть на ту сторону, на сторону свободы - будет ли там Дэн, или уже нет? Что, если на этом наша дружба кончилась? Да и была ли она или я всё придумала, выдавая желаемое за действительное?
И с каждым днём мне всё больше казалось, что так и есть.
То, чего не смогла сделать загруженность чтением и порождённый ею отрыв от действительности, сделали растущие тревога и тоска - я начала отставать в учёбе. На уроках сидела, глядя в одну точку, пропуская мимо ушей почти всё сказанное учительницей, а если меня спрашивали - отвечала невпопад. На спевках в церкви не вызывалась как раньше первой на клирос, и не прыгала за фортепиано при каждом удобном случае, а больше отсиживалась в уголке, тихонько подпевая другим. Разумеется, такое поведение ни для кого не прошло незамеченным. Агафья прочитала мне нотацию о том, что обзавестись женихом - ещё на значит удержать его, и если я думаю, будто кому-то нужна нерадивая жена, то очень скоро останусь в одиночестве. Марфа Никитовна спросила, как я себя чувствую, и не начались ли у меня женские дни. Одногруппницы решили, что я загордилась. И только Яринка правильно истолковала произошедшие во мне перемены, и как-то, уже в середине марта, когда мы остались в дортуаре вдвоём, решительно сказала:
- Завтра я подойду к Дэну и прямо спрошу его, что это за фигня.
- Не надо! - перепугалась я, - Вдруг кто-нибудь увидит?
- Обязательно увидит, - с мрачным удовольствием подтвердила Яринка, - Потому что я собираюсь сделать это прямо в школе на перемене. И пусть он только попробует мне не ответить - не отстану.
Поняв, что поколебать решимость подруги можно лишь выкинув что-то, чего она не ожидает, я прищурилась и твёрдо сказала:
- Ну, уж нет. Это сделаю я.
Яринка недоверчиво уставилась на меня.
- Ты? Ты подойдёшь к Дэну на перемене? При всех?
Я отчаянно кивнула.
- Да. Пусть он мне самой скажет, что же это за фигня.
- Ну-у, - Яринка поглядела на меня с уважением, - Да, наверно тебе он объяснит всё быстрее, вы дольше знакомы.
Я временно перевела дух, теперь осталось только придумать, как отвертеться от такого безумного поступка. Конечно, ничего ужасного бы не случилось, подойди я на самом деле к Дэну при всём честном народе. Самое неприятное, что может произойти - это чей-нибудь донос Агафье и ей последующие за этим вопросы. Но неужели я не смогу заранее придумать что-нибудь правдоподобное, что могло бы объяснить
