– Слушай-ка, милая моя и простодушная, оставим пока дворцы и свадьбы. Ты хотя бы на миг усомнилась, что появившийся дядя – брат твоего мужа?
Женщина затянула своё:
– Мы люди маленькие, бедные, неграмотные… Мой муж говорил, что брат у него был, потом, что он будто бы умер. А больше я его не видала, нет…
– То есть, ты утверждаешь, – Евтихий поймал её на слове, – что муж тебе сказал, будто его брат умер, а ты после этого мужниного брата ни разу не видела?
Китаянка резко смолкла, как воды в рот набрала, и, не мигая, уставилась на Ибрахима.
– Он хотя бы похож на твоего мужа? – вздохнул Евтихий. – Тоже китаец, да?
– Не-ет! – обрадовалась не весь чему женщина. – Ведь мой муж не китаец, он – согдиец, хорасанец, мы поначалу там и жили. Не в Самарканде, где все пленные, а в Балхе, потом в начале весны… и уехали…
Ибрахим тут же дёрнулся и, задев локтем, расколотил ещё один кувшин, но вылез вперёд:
– Хватит, румиец! Она тебе всё рассказала. Больше ничего не знает.
Евтихий, нахмурившись, вышел, теснимый Ибрахимом и каранбийцем. Уходя, обернулся и со двора крикнул женщине:
– Звать-то тебя как, добрая хозяйка?
– Сю Мэй, – отозвалась та и прикусила язык: – Фатима, Фатима меня зовут! Как дочь пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и да приветствует, и жену имам-халифа Али, да будет доволен им Аллах…
Голос её остался где-то позади, Евтихий разочарованно мотнул головой:
– Все вы тут – Фатимы, – посетовал.
10.
«Ибрахим ибн Джибраил. Арабский историк ат-Табари сообщает, что у аль-Фадла “он был начальником гвардии и личной охраны”. В год отставки аль-Фадла “Ибрахим ибн Джибраил был против его отъезда в Хорасан из Багдада”, и “аль-Фадл был за это сердит на него…”»
(Чудотворный огонь Вахрама. По хронике ат-Табари, II век хиджры, IX век от Рождества Христова).
Действительно, из аль-Карха хорошо видны и диван, и дворцы Бармакидов на той стороне Тигра. Горожанину достаточно сойти по набережной к лодочному мосту и перейти реку. Расчищая дорогу Ибрахиму и Евтихию, рослый каранбиец шагал впереди и расталкивал прохожих.
– Румиец! – из-за плеча окликнул Ибрахим. Перс держался чуть-чуть позади, словно охранял Евтихия. – Нашего халифа в Багдаде нет, – напомнил он.
– Я знаю, – не возразил Евтихий.
– Румиец, халифа давно нет в Багдаде. Халиф с двумя сыновьями совершает в этом году хадж в Мекку.
– Я знаю, Ибрахим, – поблагодарил Евтихий. – Я знаю, что в диване халиф не заседает вообще, что в диване пребывает халифский суд, а ведает судом халифский визирь… Бедная женщина понесла прошение в суд, увидела самого богатого человека и решила, что он – халиф. Это был Джафар аль-Бармаки – верно, Ибрахим?
– Разумеется.
Перс замедлил шаг и приостановился у схода к лодочному мосту.
– Кого же она приняла за визиря? – Евтихий остановился напротив, привалившись спиной к ограде крайнего дома.
– Естественно, Йахъю ибн Халида – старого и уважаемого. К нему все прислушиваются.
– Ну, и соответственно – сын визиря? Кто – аль-Фадл? Это аль-Фадл между делом женился на Бедр аль-Будур?
– Нет, – осклабился Ибрахим. – Снова Джафар аль-Бармаки.
– Вот как…
Евтихий припомнил недавнее раздражение старого Йахъи на Джафара: «Более всех осрамотился…»
– Послушай-ка, – попросил Евтихий. – Нет… Лучше расскажи мне про аль-Фадла.
– Я ему служу! Стерегу его покой и безопасность больше десяти лет, – Ибрахим развёл руками.
– Какие у него заслуги? – гадал Евтихий. – Перед халифом или Халифатом? Перед исламом, наконец?
– Аль-Фадл два года был визирем, – Ибрахим поцокал языком, показывая, как это ответственно. – Визирем! Сразу после Йахъи, но ещё прежде Джафара. А когда аль-Фадл впал в немилость, – перс недовольно нахмурился, – то халиф сместил его и собрался отрезать ему голову. Старый Йахъя слёзно молил за сына, и халиф подарил аль-Фадлу своё милосердие. По милости халифа, мой хозяин отправился на восток как эмир Хорасана и Маверранахра! Аль-Фадл всегда был предан халифу, он первым набрал для халифа войско не из арабов, а из хорасанцев и персов. Там, в хорасанской провинции, и набрал!
– Замечательно, – протянул Евтихий.
– Здесь никто не любит арабов! – выкрикнул Ибрахим. – Мы – персы. А аль-Фадл вооружил в Хорасане пятьсот тысяч персов и, возвратившись на второй год, привёл в Багдад двести тысяч бойцов. Вот они! – он кивнул вслед каранбийцу. – Это хорасанские персы. Их военные лагеря лежат кругом всего города. А бедуины пусть убираются назад в Аравийские пустыни, грязные и вонючие варвары!
– Иными словами, – перебил Евтихий, – ты только что рассказал, как аль-Фадл в чём-то подвёл халифа, лишился должности визиря и, чудом избежав смерти, уехал в почётную ссылку. В провинции он ополчил верную ему полумиллионную армию – сто легионов, это и вымолвить страшно! – да без боя ввёл изрядную часть несметного войска в столицу. С тех пор арабский халиф живёт где-то в арабских крепостях вне Багдада, а власть персов Бармакидов десять лет никто не оспаривает?
– Да, – Ибрахим нехотя согласился. – Можно и так сказать.
– Совсем никто не оспаривает? – повторил Евтихий. – Даже халиф?
– Я бы на твоём месте избегал строить домыслы и предположения, – предостерёг Ибрахим.
– Каков этот аль-Фадл как человек, а? – настаивал Евтихий. – Он умён или хитёр, отважен или безрассуден, осторожен или властолюбив?
Ибрахим осклабился и спустился на набережную к поджидавшему каранбийцу. Ибрахим не ответил. Евтихий вздохнул и тоже спустился к мосту.
Лодки под мостом качались. Доски настила скреблись и бились одна о другую. По мосту горожане ходили пешком и водили с собой вьючных мулов. Евтихий нагнал Ибрахима, перс глянул на него искоса и как бы с трудом выговорил:
– Как-то раз в Хорасане… В общем, румиец, я не советовал аль-Фадлу туда отправляться. Зачем лишний раз гневить халифа? – Ибрахим откашлялся, видимо, выбирая, что можно говорить, а что нельзя. – Аль-Фадл сердился на меня, он думал: я предал его и переметнулся… В Хорасане, он целый месяц не звал меня, а однажды вдруг вызвал. Я вошёл в шатёр – веришь ли, колени дрожали, как хвост у овцы. Ведь он искал изменника, того, кто донёс на него халифу, а я, как-никак, начальник охраны. «Мир тебе, – говорю, – и благословение от Аллаха». Молчит. Кусает усы и глядит в сторону. Я простился с жизнью, румиец. Кругом не было никого, кроме новых бойцов из местных персов. «Хвала, – говорю, – Аллаху, что Милостивый продлил
