Соловей остановился перед загоном и с отвращением осмотрелся.
– Тебе не нужно оставаться здесь, если ты не хочешь – прошептала ему Вася.
«Приходи почаще, – попросил жеребец. – И давай не будем задерживаться здесь».
– Конечно, – ответила Вася. – Конечно, мы не задержимся.
Это было правдой. Она хотела увидеть мир. Но Вася ни за что бы не уехала прямо сейчас. Москва была у ее ног, чудеса ждали ее. И сестра была рядом.
К ним подошел конюх. По нетерпеливому жесту распорядителя он открыл загон. Соловей позволил завести себя внутрь. Вася расстегнула подпругу и сняла седельные сумы.
– Я сама их отнесу, – сказала она распорядителю. В странствиях ее седельные сумы означали жизнь. Вася не могла доверить их незнакомцу в этом прекрасном, пугающем городе.
«Будь осторожнее, Вася», – уныло сказал Соловей.
Вася погладила коня по шее.
– Не выпрыгивай из загона, – прошептала она.
«Не буду, – согласился конь. Он немного помолчал и добавил: – Если мне принесут овес».
Вася сообщила об этом распорядителю.
– Я вернусь к тебе, – пообещала она Соловью. – Скоро.
Жеребец дохнул теплом ей в лицо.
Они ушли. Вася едва поспевала за братом. Она обернулась, прежде чем загон скрылся за конюшней. Конь провожал ее взглядом, замерев на фоне белого снега. Нет, Соловей не должен быть в загоне, как обычный конь…
Наконец, он скрылся за деревянной стеной. Вася отмахнулась от своих опасений и последовала за братом.
14
Лгунья
Ольга услышала, что отряд Дмитрия вернулся. Не услышать это было невозможно: колокола звенели так, что дрожал пол, и раздавались крики: «Дмитрий Иванович! Александр Пересвет!».
Жесткая боль отпустила сердце Ольги, когда она услышала имя брата. Но она не подала виду. Ее гордость не позволила бы этого, да и времени не было. На носу была Масленица, и приготовления к празднику занимали все ее внимание.
Масленица была трехдневным гулянием в честь солнца, одним из старейших праздников Московии. Старее колоколов и крестов, которые отмечали ее наступление: так религиозные атрибуты скрывали его языческую душу. Канун праздника был последним днем, когда можно было есть мясо до Пасхи. Владимир, муж Ольги, все еще был в Серпухове, но Ольга подготовила праздник для своего хозяйства – дикий кабан, томленый заяц, фазаны и рыба.
Еще несколько дней люди могли есть масло, свиной жир, сыр и другие сытные продукты, поэтому на кухне пекли блины – десятками, сотнями, чтобы хватило на все дни чревоугодия.
В светлице Ольги собрались женщины, они разговаривали и ели. Их лица были скрыты вуалью, а тела накидками: они штопали за болтовней в приятной компании теплых тел. Радость на улицах, казалось, проникла и в невозмутимую башню.
Марья скакала по комнате и верещала. Несмотря на свои дела, Ольга переживала за свою дочь. После той ночи с призраком Марья часто будила няню криками.
Ольга на миг присела у печи, чтобы перекинуться парой слов с соседками и осмотреть Марью. Даринка, сидящая на другой стороне печи, трещала без остановки. Ольге хотелось, чтобы ее голова так не болела.
– Я ходила на исповедь к отцу Константину, – громко сообщила Даринка. Ее визгливый голос выделялся на фоне шепота женщин. – Перед тем, как он ушел в монастырь. Отец Константин – золотовласый священник. Он показался мне святым человеком. И он наставил меня на путь истинный. Он много говорил о ведьмах.
Никто не поднял головы. Теперь вышивание стало делом первой важности для женщин. В безумном веселье праздничной недели Москва будет сиять, как невеста, и все женщины должны сходить в церковь – и не один раз. Для этого нужен великолепный наряд, который бы виднелся из-под вуали. К тому же Даринка не впервые рассказывала об этом святом.
Марья, уже слышавшая истории Даринки и уставшая от суеты матери, вырвалась и убежала.
– Он сказал, что ведьмы среди нас, – продолжила Даринка, не особо расстраиваясь из-за того, что ее никто не слушает. – Их сложно узнать, а когда узнаешь, уже слишком поздно. Он сказал, что они проклинают хороших христиан – проклинают – и заставляют видеть то, чего нет, или слышать странные голоса, голоса демонов…
До Ольги доходили слухи о ненависти этого священника к ведьмам. От этого ей было не по себе. Только он знал, что Вася…
«Довольно, – сказала Ольга сама себе. – Вася мертва, и отец Константин ушел в монастырь. Все в прошлом». Но Ольга была рада праздничному переполоху, который отвлечет женщин от бредней красивого священника.
Варвара вбежала в комнату. За ней примчалась задыхающаяся Марья. Девочка заговорила быстрее служанки.
– Дядя Саша здесь! – выпалила она. – Брат Александр, – исправилась она, увидев, как нахмурилась Ольга. Она тут же добавила: – С ним мальчик. Они оба хотят видеть тебя.
Ольга нахмурилась. Шелковый платок девочки съехал, сарафан был порван. Пора найти новую няню.
– Очень хорошо, – вдохнула Ольга. – Позови их. Сядь, Маша.
Няня Марьи вбежала в комнату, тяжело дыша. Марья хитро посмотрела на нее, и няня отшатнулась.
– Я хочу увидеть дядю, – потребовала девочка.
– С ним мальчик, Маша, – устало сказала Ольга. – Ты уже большая девочка. Лучше не надо.
Марья нахмурилась.
Измученный взгляд Ольги скользнул по толпе, собравшейся вокруг печи.
– Варвара, приведи гостей ко мне. Приготовь горячего вина. Нет, Маша, слушайся няню. Ты увидишься с дядей позже.
* * *В тот день комната Ольги была не такой прогретой, как людная светлица, зато в ней было спокойно. Кровать была скрыта пологом, и Ольга часто принимала здесь гостей. Она успела сесть до того, как раздались шаги и брат, только с дороги, показался в дверях.
Ольга с трудом встала.
– Саша, – воскликнула она. – Вы убили разбойников?
– Да, – ответил он. – Больше деревни сжигать не будут.
– Слава Богу, – прошептала Ольга. Она перекрестилась и обняла брата.
– Оля, – неожиданно сказал Саша. Его взгляд стал угрюмым. Он отошел в сторону.
За ним на пороге стоял тощий зеленоглазый мальчик в капюшоне и плаще. Он был одет в кожаный плащ, отороченный волчьей шкурой. На плече висели две седельные сумы. Мальчик резко побледнел. Сумы с тяжелым звуком упали на пол.
– Кто это? – тут же спросила Ольга. Затем она потрясенно вдохнула.
Рот мальчика дрожал, его зеленые глаза блестели.
– Оля, – прошептал он. – Это я, Вася.
«Вася? Нет, Вася мертва. Это не она. Это какой-то мальчик». Вася была курносым ребенком. Но все же… Ольга уставилась на гостя. Эти зеленые глаза…
– Вася? – ахнула Ольга. Ее ноги задрожали.
Брат довел ее до кресла, и Ольга рухнула, положив руки на колени. Мальчик неуверенно застыл в дверях.
– Входи, – сказала Ольга, наконец придя в себя. – Вася. Поверить не могу.
Мальчик закрыл дверь и, стоя к ним спиной, дрожащими пальцами развязал капюшон.
Блеснула тяжелая черная коса, и Вася развернулась. Теперь Ольга видела, как выросла ее сестренка: то странное невыносимое дитя стало странной невыносимой женщиной. Не мертва… жива… и здесь…Ольга с трудом дышала.
– Оля, – пробормотала Вася. – Оля, прости меня. Ты так побледнела. Оля, с тобой все хорошо? Ой! – Ее зеленые глаза вспыхнули. Она сжала руки. – У тебя будет ребенок. Когда?..
– Вася! – перебила ее Ольга, обретя голос. – Вася, ты жива. Как ты здесь оказалась? И так одета…Садись, брат. Ты тоже, Вася. Выйди на свет. Я хочу на тебя посмотреть.
Саша покорно сел.
– Садись, – велела Ольга сестре. – Нет, там.
Девочка, радостная и испуганная, села на стул с гибкой грацией.
Ольга взяла девочку за подбородок и повернула лицо на свет. Неужели это Вася? Ее сестра была уродливым ребенком. Эта женщина не
