Я поднялась на этаж выше. Осмотрела белую металлопластиковую дверь с табличкой «Отделение интенсивной терапии». В голове сплыли некие воспоминания о том, как я около месяца провалялась в нём. Ну как в нём. Не в этой больнице, а за границей. Я поднялась на пятый этаж и прислонив карту к датчику, вошла. Вот и моё «Подростковое отделение пищевых расстройств». Здесь лежат дети от четырнадцати до восемнадцати лет с острыми гастритами и язвами. А так же такие, как я — анорексички. После двух месяцев в Германии, меня перевели сюда под наблюдение, где проторчала ещё два месяца.
Я уже направлялась к себе в палату, как меня окликнули:
— Эй! Погоди, — я развернулась на обладателя хриплого голоса. Это была невысокая девушка с запущенной формой анорексии, лет так шестнадцати. Она медленно шла ко мне, кое-как передвигая ноги. Вспоминаю себя, когда после двух недель в кровати, меня заново поднимали на ноги. Я подошла к ней, чтобы она лишний раз не надрывалась, так как сама знала насколько это тяжело.
— Да, — обратилась я к ней.
— Ты ведь тоже страдаешь анорексией? — я посмотрела на свои ноги, обтянутые в черные лосины и улыбнулась.
— Нет, это в прошлом, просто остались последствия, — из-за одного из них, я недавно чуть не разревелась.
— Просто, я одна здесь с такой проблемой и мне очень сложно, — девушка уже срывалась на плачь. Я положила руку на её плечо. Она подняла на меня свои серые и заплаканные глаза, обрамленные синяками.
— И тебя никто не понимает в палате? — брюнетка кивнула. — Так вот слушай. Тебя никто не поймёт. Тебя будут осуждать за то, что ты сделала с собой, но ты должна быть сильной. Ты должна есть и поправляться, — она резко скинула мои руки и заревела.
— Нет! Я не буду есть! — она упала на коленки и громко заревела. Я присела в ней и громко выдохнула.
— Я была такой же. Думаешь я не плакала, когда в меня насильно пихали еду? Думаешь я не ревела после очередного взвешивания, когда набирала плюс пол кило? — она подняла голову и вытерла слезы с глаз. — Я, как человек переживший это, скажу одно: пересиль себя и начни есть. Ты не станешь полной, просто физически не сможешь. Ты должна пересилить себя, ради самой же себя и ради своего счастья, — я улыбнулась и подала ей руку, чтобы девушка поднялась. — Докажи, что ты сильная, — похлопав девушку ещё раз по плечу, я развернулась и стала уходить.
— Я Аня, — я повернула голову и, улыбнувшись, произнесла:
— Соня, — и ушла в свою палату. Я села на кровати и вязла телефон. Уже обед. Единственный плюс этой больницы это питание. Для каждого индивидуальное и очень вкусное. Никогда бы не подумала, что в больницах может быть вкусно, но в этой для нашего отделения готовят очень хорошие повара.
Через десять минут в палату вошла медсестра и занесла мне поднос с едой. Это был грибной суп, салат с креветками и запеченная рыба с овощами. Вот что значит ВИП обслуживание. Поблагодарив, я поставила поднос на ноги и приступила к еде.
***
Я только вчера вечером вернулась с больницы, с несильно утешительными результатами. Хуже мне, конечно, не стало, но и лучше тоже. Доктор сказал, что это моя грань и я уже явно не смогу сдвинуться в хорошую сторону. Конечно же, я не выспалась и в школу пришла словно зомби. Упав, да, именно упав за свою парту, я легла на неё и закрыла глаза. Жить не хочется, вообще. Но я не закончу жизнь самоубийством, это удел слабых, не мой.
— Сонь, что такое? — трясет за плече подруга. Я усмехаюсь.
— Жизнь — это сплошное лживое дерьмо, — говорю как отрезаю. А ведь мне говорили, что шансы на улучшения у меня есть. Что нужно время. Лгали. Лгали, вселяя тупую надежду, которая раскололась на тысячи осколков. Давно не чувствовала себя так паршиво.
— Что случилось и где ты пропадала? — да, я просила брата держать язык за зубами. Захочу — сама расскажу.
— Больница, — кратко бросаю я, всё ещё лежа на парте.
— Что случилось, ты болела? — я поднимаюсь и горько улыбаюсь.
— Уже последние два года, — смотрю на вошедших брата, Макса и Стаса. Саша медленно подходит и обнимает своего парня. Он обнимает в ответ за талию и целует в лоб. Класс, конечно, в шоке, но через неделю слухов всё стихнет как будто так и было.
Было бы другое настроение, я бы ещё раз порадовалась за них, но на душе настолько противно, что как-то даже пофиг. Да, я эгоистка, не отрицаю. Скоро горечь уйдет и я вновь заживу спокойной жизнью.
Калинина вернулась на своё место, а я подперла лицо руками. Ну что же, Соня. Второй раунд. Погнали.
***
После физкультуры я выжата, как грёбаный лимон, пошла в душ. Горячая вода била по макушке, принося расслабление, разнося его по венам, конечностям. Донося его до груди, в которой до сих пор всё сжималось от агонии.
Надев нижнее белье и завернувшись в полотенце, я вышла с душа. Вокруг ни души. Видимо, я слишком долго расслаблялась. Дверь открывается и моему взору показывается Волков с ключами от моего шкафчика. СУКА!
— За всё платить нужно, детка, — бросает он и закрывает дверь раздевалки. Не успела я даже ринуться к ней. Подбегаю босыми ногами к двери и нещадно бью её кулаками, ору, да так, что спадает полотенце.
— Придурок! Выпусти меня! — как резаная верещу я, но в ответ тишина. Разворачиваюсь и сползаю по двери вниз, садясь на холодный кафель раздевалки.
Самовлюбленный придурок, мудак! — орёт подсознание. Он думает сломать меня, но я не та сука, которая растечётся перед тобой, я Соня Котова, твою мать! Надо, просижу хоть до завтрашнего утра здесь. Но самое ужасное, этот сукин сын имеет мозг.
Надо же так всё продумать. Последний урок физкультуры. Усталая я, которая будет нежиться под горячими струями, как и любая уставшая девушка. Выгнать всех с раздевалки. Я поспешила, когда подумала, что смогу противостоять ему. Никогда не делай поспешных выводов о человеке, особенно, если это твой враг. Да, я ненавижу его. Он тоже меня.
***
Спустя часа так два, дверь открылась и в неё вошел Волков.
— Ну как, насиделась? Подумала о том, что со мной лучше не связываться?
