Обе 57-мм пушки, способные вести огонь на левый борт, принялись всаживать в небольшой русский крейсер снаряд за снарядом, стоило тому подставить борт. До того как противник ответил, японские канониры успели произвести семь точных выстрелов, а потом вести огонь стало некому. Два 120-мм снаряда, прилетевших в ответ, мгновенно снесли одно орудие вместе с немалой частью борта и выкосили расчет второго, оставив японский корвет без половины зубов. Еще три снаряда разорвались внутри корпуса, пробив тонкий деревянный борт и уничтожив большую часть роскошной внутренней отделки, что когда-то должна была услаждать взор японского императора. Красивейшее дерево, покрытое не одним слоем лака, мгновенно занялось огнем, обеспечив работой десятки японских моряков.
За последующие две минуты «Дзингэй» получил еще семь попаданий, после которых о спасении корабля нечего было и мечтать. Помимо разгорающегося пожара во внутренних помещениях, огонь принялся пожирать верхнюю палубу сразу в двух местах, а врывающаяся через пробоину вода постепенно затапливала один за другим кормовые отсеки корабля. Единственной возможностью для спасения оказался остров Осима, находившийся в трех милях прямо по курсу. Точнее, это был шанс спасти экипаж обреченного корабля, поскольку если не пожар, то прибрежные скалы грозили деревянному пароходу неминуемой гибелью.
Иениш, не желавший более подставлять свой корабль под вражеский огонь, отвел «Полярного лиса» на три мили от агонизирующего японца и принялся наблюдать за развитием событий. Они более чем серьезно потрепали столь неожиданного противника, так что оставалось дождаться, когда полученные тем повреждения окончательно скажутся на живучести корабля.
За полчаса, прошедшие после столь скоротечного двухминутного боя, неимоверно упертым японцам удалось не только справиться с многочисленными пожарами, но и сдержать постепенно прибывающую через пробоины воду. Однако вздохнуть с облегчением команда смогла, лишь когда днище заметно севшего в воду корабля заскрежетало о прибрежные камни. Подводная часть обшивки тут же обзавелась новыми пробоинами, увеличившими поступление воды, но вовремя стравленный из котлов пар позволил избежать их подрыва и начать операцию по спасению уцелевшей части команды.
Естественно, находясь в подобном состоянии, «Дзингэй» не смог оказать какого-либо сопротивления подлетевшему с кормы минному крейсеру. Попытка же японцев с помощью ружейного огня отогнать наглый рейдер закончилась тремя ответными выстрелами из носового 120-мм орудия и разнесением вдребезги ютовой надстройки японского корабля. Вместе с частью борта и палубы разлетелась в стороны и вся веселая компания любителей пострелять. Также один снаряд лег в воду недалеко от уже спущенной на воду шлюпки, наглядно показывая, кто в доме хозяин. Убедившись, что противник более не имеет возможности оказывать сопротивление, Иениш приказал спустить катера и готовить призовые партии.
Поскольку большая часть офицеров корабля погибла от последнего снаряда, на очередной раунд переговоров пришлось идти штурману как старшему из уцелевших. Вообще, сперва Иениш планировал добить подранка и не мучиться, но полученные в бою повреждения требовали взимания хоть какой-либо компенсации за исключением моральной, и потому, прежде чем топить японца, он планировал снять с него все, что плохо лежит или не прибито намертво. Брать же в качестве трофея сам корабль уже не имело никакого смысла. Слишком сильные повреждения тот получил и более не представлял собой какой-либо ценности.
Отправленный на шлюпке господин Цун вернулся минут через пятнадцать с категорическим отказом последнего японского офицера сдавать корабль. Пожав плечами, Иениш дал отмашку артиллеристам, и как только очередной снаряд поразил и так изрядно покореженную корму, направил переговорщика теперь уже к забитым спасательным шлюпкам. Терять из-за глупой отваги молодого японца то, что он уже считал своим, Иениш не собирался.
Убедившиеся в полном превосходстве противника, японские матросы кочевряжиться не стали и, вернувшись на корабль, не только потушили вновь принявшийся разгораться на корме пожар, но с превеликим удовольствием помогли русским морякам в деле мародерства. Естественно, из того великолепия, что когда-то имелось на борту императорской яхты, до этих дней не дожило ничего. Те же немногие остатки былой роскоши, что не удалось убрать с борта перед передачей корабля флоту, погибли в пожаре, так что экипажу «Полярного лиса» пришлось довольствоваться лишь небольшим количеством стрелкового оружия, капитанским сейфом да уцелевшим вооружением. Естественно, основная проблема возникла с демонтажем и перевозкой трех 57-мм пушек, но за два часа вооруженные ломами, крепким словцом и кучей почти добровольных помощников русские моряки смогли вырвать их с мясом и даже переправить на борт своего корабля вместе с тысячей снарядов. Только после полной очистки «Дзингэя» от всего ценного японским морякам милостиво позволили переправиться на берег, а заодно забрать с собой экипаж ранее захваченного судна.
Убедившись, что все японцы находятся на берегу, и получив доклад об окончании погрузки трофеев, Иениш приказал открыть огонь в район машинного отделения японца, чтобы тем не пришло в голову восстанавливать доставивший столько неприятностей корабль. Вот только попытка артиллеристов нащупать это самое машинное отделение оказалась роковой для деревянного корабля. Пять влетевших в борт 120-мм снарядов перебили киль «Дзингэй», и, разломившись на две части, тот весьма споро затонул. Над водой осталась лишь надежно сидевшая на камнях носовая часть, а оторвавшаяся корма завалилась на бок и почти полностью скрылась под водой. Прекрасно зная, что их давно заметили и сообщение о китайском рейдере рано или поздно дойдет до японских военных, Иениш поспешил скрыться с места разыгравшейся трагедии.
И все же прежде чем уходить к Мицунэ, он решил немного пробежаться вдоль восточного побережья и, сместившись на сорок миль в юго-западном направлении, повстречал флагман Морской акционерной компании Осаки – грузопассажирский пароход «Акаши-Мару». Чтобы избавиться от головной боли, в роли которой выступали полсотни пассажиров очередного трофея, он позволил команде подвести транспорт поближе к берегу и спустить шлюпки, после чего поспешил отконвоировать пароход к Мицунэ, а уже оттуда вся компания совершила тысячекилометровый переход до Сомати. Этот переход стал одним из немногих моментов, когда Иениш позволил себе пустить скупую мужскую слезу. А как ее было не пускать, глядя за тем, как в топки прибрежных галош скармливают дорогущий кардиф, поскольку собственных запасов топлива захваченных судов никак не хватит на столь продолжительный путь. Лишь одно, за исключением затрофеенных судов, конечно, грело его душу – ни один из попавших в крейсер снарядов не нанес фатальных повреждений. Пусть им снесли один из прожекторов, пусть его капитанская каюта оказалась разбита вдребезги, а кают-компания в очередной раз требовала серьезного ремонта, машины и котлы не пострадали, а в экипаже не было потерь. Лишь один матрос получил осколок в плечо, но доктор уверял, что там уже было все в порядке.
Чтобы не жечь на очередном переходе столь дорогой его сердцу кардиф, Иениш с Протопоповым решили
