– Ревность, – выдала Манефа вердикт, как сам собой разумеющийся, и я резко повернулась к ней, ожидая объяснений. – Ну да, ласточка, судя по подарку, в тот день принц наконец осмелился открыть тебе свои чувства. Не думаю, что это решение далось ему легко. Он же умен и видел, как мать расправилась с возлюбленной наследника. И, конечно, сообразил, что королева и ему намерена выбрать жену по своему вкусу. Но тогда Райвенд еще не знал, что шпионы все уже разнюхали, сделали верные выводы, и Юта ждет лишь удобного момента отлучить тебя от двора. И потому все его старания сохранить свою тайну запоздали. Ну а про Альгерта… Судя по всему, к этому времени и он знал секрет брата. А его поступок на весеннем балу дебютанток можно пояснить по-разному. Может, хотел рассмотреть тебя поближе, а может, даже собирался убедить, что недостоин твоего внимания.
– А рассмотрел мою влюбленную рожицу и сбежал, – с невольным вздохом закончила я ее предположение.
– Но позже впервые восстал против воли матери и не дал ей вычеркнуть тебя из всех списков, – встала на сторону короля Альми. – И делал это вовсе не для себя. Ради твоей репутации и, несомненно, ради брата. Ренд неслабый маг и все время упорно учится. Неизвестно, какой погром он мог бы устроить во дворце, узнав про выходку матери. Тогда он, безусловно, еще верил ей, хотя уже не так безоглядно. Ведь любовь детей не исчезает мгновенно.
– Вы уверены, что все распутали, а не запутали еще больше? – обдумав их слова, с сомнением осведомилась я.
– Конечно, – светло улыбнулась мне бабушка. – Чего тут непонятного? Обычная человеческая история: кто-то не так понял, кто-то не то услышал или увидел, и события пошли вовсе не так, как задумывалось и желалось. Вот почитаешь историю и в ужас приходишь, узнав, сколько в древности войн возникало из-за неверно растолкованной фразы, сколько счастливых семей распалось из-за сущего пустяка, оплошности, чужой записки или превратно понятого взгляда! Сколько тысяч детей росли без родителей из-за пустого подозрения отцов, как много городов пало из-за глупой ошибки одного человека. А ты просто обманулась в толчее карнавала, да еще бокал игристого с непривычки…
– Как ты не понимаешь! – вскипело в груди возмущение. – Я же влюбилась в Ренда! Но считала его Альгертом и потом сама себя в этом убедила.
– Все Манефа понимает, – мягко взяла меня за руку Альми. – Это ты еще не хочешь осознать, что ничего не потеряла. Ренд ведь не женился и не завел невесту? И каждую ночь уходит в поле именно с тобой. Зато ты получила редчайшую возможность выяснить спокойно, на самом деле он тебе нужен и важен как единственный в мире мужчина или ты попалась на обаяние его красивых глаз.
– Как ты себе это представляешь? – потрясенно смотрела я на подругу. – Это самое выяснение?
– Ну ты же борешься за него на отборе? И намерена победить? Значит, у тебя будет сколько угодно времени, чтобы узнать его получше и прислушаться к собственному сердцу.
– Как-то скучно и обыденно это звучит… и расчетливо, совсем как «отбор»… – Сомнения захлестывали меня штормовыми волнами. – И ничуть не похоже на любовь.
– Леди Элгиния, – постучавшись, в комнату скользнула горничная, – прибыл его высочество Райвенд и просит его принять.
– Проводи гостя в зеленую гостиную, – опередила меня бабушка. – Леди придет через пять минут.
Глава двадцатая
Этого времени мне едва хватало, чтобы бегом добежать до своих комнат, надеть платье, сколоть распушившиеся локоны в простенькую прическу и припудрить горевшие от волнения щеки. А я то и дело застывала в растерянности, не зная, смогу ли спокойно говорить с другом, чьи надежды когда-то нечаянно разбила, фатально обокрав и его и себя.
И как смотреть в глаза, которые мне столько лет снились? Теперь я еще сильнее ненавидела магические маски, гладкие полусферы серебристого цвета, столько времени прятавшие от меня сокрушительную правду.
Вновь спохватившись, поспешно оправила юбку простенького муслинового платья глубокого сиреневого цвета и, глянув на себя в зеркало, обреченно направилась в зеленую гостиную.
Она называлась так вовсе не из-за цвета стен, просто комната была угловой и имела широкий эркер. И во все окна рвалась буйная зелень росших у дома кустов сирени и калины, отчего в гостиной всегда властвовал зеленоватый сумрак.
– Светлого дня, – войдя, пожелала я, оглядывая диваны и стулья.
В этой гостиной стоял работающий на кристаллах клавесин, и моя мать любила сидеть тут в свободное время, слушая печальные мелодии старинных баллад.
– И тебе, – отозвался из эркера Ренд.
– Что-то случилось?
– Почему ты спросила? – насторожился он.
– Хорошие новости ты рассказываешь сразу, – пояснила, проходя в эркер, и решительно опустилась в кресло, даже не пытаясь гадать, чем он намерен меня огорчить.
Все равно ничего хуже ночных открытий уже не будет.
– Да? – С минуту принц размышлял, потом вздохнул: – А мы не можем поговорить в той беседке… где груша?
– Можем, – кротко согласилась я, надеясь на отсрочку, – до груши идти минут пять.
Но напарник поступил по-своему. Распахнул окно, наклонился, подхватил меня на руки и шагнул в темноту.
– По-моему, не промахнулся. А ты как думаешь? – оглядывал принц белый мрамор ступеней и стройные колонны.
– Откуда мне знать? У нас все беседки одинаковые, дед любил во всем порядок, – рассуждала я, устраиваясь в плетеном кресле и старательно скрывая смущение. – Но это все равно… только мороженое принесут не сразу, а когда нас найдут.
– Я могу нарвать груш, – предложил Ренд, но никуда не пошел, а сел напротив и заглянул мне в лицо: – Гина… я тебя никогда ни о чем не просил…
– Да, – уверенно подтвердила я. – Ты всегда мне приказываешь.
На миг его взгляд из хмурого стал ошеломленным, потом резко помрачнел.
– Это же в бою. А я говорю про обычную жизнь.
– А в обычной жизни ты со мной вообще никогда не разговаривал, – снова согласилась, искренне удивляясь собственному нахальству и вредному упрямству.
– Да, – еще сильнее помрачнел он, – так нужно было. Тогда я еще считал, что ее можно уговорить, переубедить, переупрямить, в конце концов! Сегодня ночью она сделала попытку сбежать, и это ей почти удалось… Как выяснилось, матушка носила на шее настоящие артефакты – два мага из ее охраны лежат в лазарете. Но хуже другое… У нее была почтовая шкатулка, и из нее отправлена чуть ли не сотня писем. Цитадель ищет, куда они ушли, но людей не хватает. Я хочу тебя попросить… откажись от отбора.
– А сам его отменить ты не можешь?
– Обязательно отменю. И претенденток разгоню. Но сначала уйди ты… по своей воле. Можешь устроить скандал, обвинить меня, устроителей, кого угодно… я со всем соглашусь.
– Так меня поэтому сегодня туда не забрали? – догадалась я.
– Нет. Просто после бала все еще спят, испытание начнется на закате.
– И какое?
– Сначала будет проверка, – нехотя выдавил принц. – Фрейлины заявили, что на балу некоторые невесты
