Вот лицо у тетушки округлое, мягкое. Черты правильные. И волосы хороши, вон до чего толстая коса получилась. А главное в них — ни следа седины… и спрашивается, отчего она не хочет заняться собой?
Или…
— Как вы потеряли дар? — поинтересовался Вильгельм.
Надо сказать, выглядеть он стал куда как лучше. Глаза все еще красноваты, но носом уже не хлюпает, да и вернулась в движениях былая резкость.
— Дар? — Тетушка взмахнула ресницами, а пальцы ее пробежались по ряду булавочек, воткнутых в карман платья. — Какой дар?
— Ваш. — Вильгельм поерзал и ткнул Диттера локтем: — Подвинься. А вы говорите… вы не стесняйтесь… вы ведь были второй ученицей в Салемской ведьминской школе. Подавали большие надежды…
Второй ученицей? В одной из старейших и славнейших школ Империи? Да быть того не может… или… или я до отвращения мало интересовалась жизнью своих дражайших родственников. И ладно бы настоящей, так ведь прошлое, оказывается, куда как интересно.
— Ах это… — взмах руки.
Мол, какие глупости… кто ныне будет вспоминать о временах былых…
— Вам мало не хватило, чтобы достичь успеха вашей сестры, фрау Агны…
Сестра? А…
А кем я полагала тетушку Фелицию? Нет, родственницей дальней, это верно, но вот… сестра… родная…
— Она не спешила предавать это родство огласке, верно? Почему?
— Потому что не хотела делиться.
— Чем?
— Всем, — тетушка дернула плечиком. — Она с детства меня терпеть не могла… всегда самая лучшая… одаренная… талантливая… умная… а я так… существую исключительно для того, чтобы ей было кем покомандовать… Агна обожала играть с людьми. А на мне училась.
Чай подали. Темный поднос. Заварочный чайник с трещинкой и пухлая мягкая кукла, почти съехавшая с него. В юбках куклы прятались мелкие разномастные чашки. Позвякивали ложки.
— Было время, когда я верила ей… хотела стать такой, как она… не понимала, что Агна второй себя не потерпит рядом. Нет, она получала удовольствие, показывая, что я, конечно, неплоха, но она — много лучше… всегда вторая… везде вторая… Школа? Это пустяки… знаете, с детства у меня не было ничего моего… Игрушки? Те, что остались от нее… Платья? Зачем мне новые, если Агна носит свои аккуратно… Подруги… стоило появиться кому-то, кто обращал внимание на меня, и тут же возникала Агна во всем своем великолепии. И мои подруги быстро забывали обо мне… Мужчины… — грустный смешок.
О да, о мужчинах, полагаю, и упоминать не стоит.
— Когда я училась в школе, за мной начал ухаживать один паренек. Он был такой милый… смущался и вообще… он приносил цветы и писал записки. Он… он говорил, что есть только я, что других не существует, но стоило ему увидеть Агну и…
Цветы с записками достались бабушке…
— Мне было шестнадцать, когда она объявила о помолвке. Я обрадовалась. Если у Агны будет муж, то она, наконец, отстанет от меня… как бы не так… могла бы понять, что ей всего и всегда будет мало. Муж? Пускай, но и те, кто окружал меня… знаете, с ее подачи меня считали дурочкой, причем все… родители… приятели… или вот ее супруг. Умный мужчина, а верил ей как себе. И тоже решил, что я — ничтожество…
Она подняла кружку и поднесла к губам.
— Берта заваривает отличный чай… а сила… куда ей деваться-то то? При мне она, — тетушка подцепила пальцем тоненькую цепочку и дернула.
Амулет, стало быть.
Цепочка, правда, с первого рывка не поддалась, несколько смазав драматичность ситуации, но тетушку это не остановило. Она отставила чашку и рванула. Швырнула на пол.
— Как я устала, — пожаловалась она. — Если бы вы знали, как я устала… от всего этого… тебе повезло, деточка, что ты никого не застала в живых… Агна же была достаточно сильна, чтобы отвадить прочих. Она сама тебя уродовала.
— Уродовала?
— А разве нет? Вспомни, дорогая… у тебя ведь были подруги? Куда подевались?
Подруги? Я нахмурилась. Были? А они и вправду были?
— Она забрала тебя из школы. Уволила гувернантку. Учителя… приходили раз в неделю, и выбрала Агна лишь тех, кто не мог вызвать в тебе ни капли симпатии. О нет, ты должна была любить ее и только ее… сука.
Это было сказано спокойно, даже безэмоционально. И я мысленно согласилась, похоже, у моей дорогой бабушки и вправду был тяжелый характер.
Подруги… А ведь были…
Не совсем, чтобы подруги… приятельницы. Мы вместе прятались от классной дамы и обсуждали… что-то там себе обсуждали, то ли мальчишек, то ли наряды, то ли запретные ритуалы. А может, все и сразу. Помню, как мне показывали тоненький ободочек золотого колечка…
Поклянись, что никому ни слова. Да чтоб мне землю есть… Он меня поцеловал, а еще я видела…
Голова заныла.
Подруги. Они могли бы быть. Наверное. И потом, когда бабушки не стало бы, я бы легче перенесла эту утрату. Но… ее ведь не стало давно, и если бы мне нужны были подруги, я бы их завела?
Или… я просто разучилась находить общий язык с людьми?
Они мне кажутся глупыми или корыстными, или и то, и другое вместе? Главное, что даже с Патриком, который приятельствовал со всеми, я держалась на расстоянии… Он исчез, и что сделала я? Вычеркнула из памяти.
— Теперь понимаешь? А мужчины? У тебя ведь были поклонники… и слышала, ты собиралась замуж?
Тетушка улыбалась, глядя на меня поверх кружки с чаем. К слову, чая там не было, травы лишь, а пить травяной отвар в доме ведьмы — дело рискованное.
— Это было ошибкой…
Первая любовь оглушает.
Он прекрасен и молчалив, что тогда казалось явным свидетельством ума. Он сдержан. И даже ухаживает как-то, будто через силу… скромные подарки, редкие встречи, на которые я, стыдно признаться, летела, ног под собой не чуя. Летела.
Если бы не
