– Вам вовсе не обязательно это делать.
– Нет, мне этого хочется, – ответил он, сменив тон и пытаясь вести себя более дружелюбно. – Но давайте начнем с зала собраний, а не с церковных офисов.
– А разве в офисы нельзя?
– Там просто скучно. Кому охота разглядывать конторы?
Он сделал шаг назад и широко развел руки в стороны.
– Это, как видите, вестибюль. Ничего особо интересного, – заметил он и оказался прав. – Хотя у нас тут есть новая доска посещаемости.
На стене висела большая деревянная вывеска, которую Ниланджана не заметила. Она гласила: «ЖУРНАЛ ПОСЕЩЕНИЙ И ПОДНОШЕНИЙ». Внизу находилось несколько ячеек с наборными цифрами:
ПРИСУТСТВОВАЛИ НА ПРОШЛОЙ НЕДЕЛЕ 171
ПРИСУТСТВОВАЛИ СЕГОДНЯ 175
НЕ ПРИСУТСТВОВАЛИ 7 853 875 811
– Вот здорово! Классная шутка насчет населения планеты.
– Это число душ, которые мы хотим обратить.
– Ах, вот как.
Ниланджана так и не поняла, шутка это или нет. Она вспомнила табличку у церкви, которая казалась ей забавной до тех пор, пока не перестала казаться смешной.
Дэррил провел ее через открытые двойные двери в зал собраний. Войдя, она удивилась тому, какой там высокий потолок. Вдоль стен через каждые пару метров стояли колонны из витражного стекла, включая большую фреску на стекле за стоявшей перед ней импровизированной сценой.
– Каждый их этих витражей изображает одну из Одиннадцати ступеней человеческого познания, – объяснил Дэррил. – Мы верим, что предназначение Улыбающегося Бога – узнать, что делает каждого из нас добрым, отыскать это в нас.
– Похоже, неплохой план.
– Самый лучший план! Вот слева первые пять ступеней. Все начинается с рождения.
На первой колонне из витражного стекла Ниланджана увидела луну на фоне темно-фиолетового неба, усеянного звездами. По центру луны располагалось небольшое дерево.
– Раннее Кормление.
На следующей колонне маленькая лиса пожирала крысу.
– Божественное Кормление.
На третьей колонне лисица чуть побольше пожирала сама себя.
– Дружба.
Ниланджана не смогла разобрать, что изображено на четвертой колонне – огонь или осенний листопад, – но над всем этим самолет распылял то ли воду, то ли химикаты.
– Любовь.
На пятой колонне сварные швы в стекле образовывали какое-то изображение, однако стекло было совершенно чистым. Насколько ей удалось рассмотреть, там было несколько птиц, похожих на голубей, летевших в стае в форме сцепляющихся треугольников. Но лучше всего сквозь бесцветное стекло была видна парковка.
– На другой стороне зала у нас Страсть.
Лиса, закалывающая клинком медведя.
– Осознание.
Лиса, плачущая у могильного камня с изображением огромного отпечатка лапы.
На восьмой картине лиса лежала на брюхе, окруженная лисами поменьше. Последние вцепились в спину большой лисы, которая лежала и скалилась.
– Озарение.
На девятой колонне лиса спала у очага. Это изображение успокаивало – с ним Ниланджана ощутила положительную связь. Пушистое животное свернулось у источающего тепло огня. На заднем плане стояли стеллажи с книгами, а в центре картинки было изображено открытое окно, сквозь которое виднелось ночное небо. В правом верхнем углу окна Ниланджана разглядела маленькую убывающую луну и решила, что та символизирует поздние стадии ранней жизни. Было еще несколько желтых звезд, но совсем немного. Она заметила всего две звезды в нижней части открытого в ночь окна. Они имели желтушный оттенок и миндалевидную форму и располагались прямо над подоконником. Это были не звезды. Это были глаза.
Ниланджана торопливо шагнула за Дэррилом к следующей картине, стараясь не оглядываться.
Композиция была такая же, как у Озарения, только здесь было с полдесятка спящих лис. Ниланджана подумала, что они спят. Некоторые лежали на спине, поджав лапы. У одной вдоль рыжего тела располагался осколок красноватого стекла. На этой картине у лисы с витража «Озарение» была зубастая улыбка. Или, возможно, оскал?
– Мне очень нравится витраж «Общность», потому что он – история нашей церкви. На всех других картинах изображены отдельные моменты или откровения. Но здесь наша центральная фигура приглашает стоящих вокруг разделить тепло божественной любви и благодати.
– Похоже на то, что эта лиса убила всех остальных.
– Этой теории придерживаются некоторые из наших богословов.
– Они и вправду выглядят мертвыми.
– Даже если и так, это все же прекрасная история: согревать своих мертвецов у огня.
Ниланджана поежилась.
– Говоря метафорически, делиться божественным теплом даже с теми, кого потерял.
Ниланджана кивнула без особой уверенности. Дэррил повел ее к последней картине над проекционным экраном.
– И, наконец, последняя ступень человеческого познания: Поглощение.
В самом верху центральной фрески, простиравшейся до потолка и занимавшей половину стены, Ниланджана увидела звезды на фоне темно-лиловой пустоты. Ниже их – солнце. Под ним – тоненький серп луны. Ниже его – слой голубого неба. Под ним – густые белые облака. Ниже их – плоские серые тучи. Под ними – дождь. Ниже – деревья. Среди деревьев стоял темно-серый холм, из округлой вершины которого торчали две ломаные линии. Подножие холма было длинным, как туннель, и заканчивалось деревянной дверью. Через дверь виднелся обрамлявший туннель пустынный пейзаж с песчаными дюнами и кактусами.
Ниланджана подошла поближе, изучая картину. Холм и длинный туннель представляли собой тело, вдоль которого тянулись два колючих ряда ног, как на железных ручках входной двери. Многоножка. Окно было огромным изображением многоножки.
– Это – воплощение Улыбающегося Бога. Поглощение является представлением радостных последователей о том, каким образом по завершении полной реализации наших душ и целей Улыбающийся Бог появится с небес, где он обитает, и поглотит наши земные тела.
– Довольно жестоко.
– Это прекрасная притча, – одновременно с ней произнес Дэррил. – Ой, простите, я вас перебил. Вы что-то сказали?
– Это прекрасная притча, – согласилась Ниланджана.
– Самая прекрасная из всех рассказанных, – прогудел у них за спиной веселый голос.
Они повернулись и обменялись твердым рукопожатием с приблизившимся к ним по проходу человеком.
– Ниланджана, это Гордон.
– Прошу вас, – сказал тот, – зовите меня просто Гордо.
– Здравствуйте… Гордо, – отозвалась Ниланджана. Улыбка у него была широкая и непринужденная, но в глазах зияла пустота. Она почувствовала, что боится этого человека. – А вы здешний пастор?
Он рассмеялся ей прямо в лицо:
– Я? О нет. Я – помощник пастора. Пастор Мунн слишком занята, чтобы заниматься повседневными делами, поэтому отправляет разбираться с ними меня.
– Как вы думаете, я смогла бы встретиться с пастором?
Гордон нахмурился, а Дэррил побледнел.
– Боюсь, что она слишком занята, – ответил Гордон. – У нее нет даже времени поговорить с членами собрания без предварительной записи.
– Для этого есть люди вроде меня, чтобы все вам показать, – быстро вступил Дэррил, пытаясь изменить общий настрой. – Что я и продолжу делать. Дальше у нас учебные классы.
Гордон поднял руку, и Дэррил умолк.
– Если пастору нужно передать послание, – тихо произнес Гордон, – она передает его через меня. И если у нее возникает вопрос, она посылает меня, чтобы задать его. Она знает, что нужно делать. И я всегда в этом убеждаюсь. И у пастора Мунн есть к вам вопрос.
– Пожалуйста-пожалуйста, мне нечего скрывать, – произнесла Ниланджана, пытаясь скрыть обратное.
– В чем конкретно состоит ваш интерес к нашему братству? Ученые к нам редко заходят.
– А с чего вы взяли, что я ученый?
– На вас лабораторный
