– К сожалению? Так это и стало проблемой? Родители никогда не были частью плана для Евы?
– Коринна и Эрни представляли собой большой риск. Их присутствие в ее жизни делало будущее непредсказуемым. Вивиан не могла допустить непредсказуемость… – Он замолкает. Его щеки пылают, вена пульсирует на лбу в такт его тяжелому дыханию.
Я молчу.
Он молчит.
Сердце бьется так сильно, что, клянусь, я вижу, как шевелится «молния» на моей униформе. Мне нужно время, чтобы переварить его последние слова. Понять, что все это значит.
– Вивиан что-то сделала с Коринной. – Слова, спотыкаясь, вырываются наружу. Я говорю, скорее, с самим собой, а не с ним.
Его глаза медленно скользят по мне, словно разрезая пополам.
Выходит, слухи не обманывают.
Мой отец все знает.
33
Брэм
Его дыхание сбивается. Взгляд по-прежнему прикован ко мне, и сам он как будто прирос к полу, но его мозг лихорадочно соображает. Эмоции подвели его: он дал слабину. Сделал неправильный ход.
– Так это правда? – шепчу я, поначалу с недоверием. – Что-то все-таки произошло… – Пока я говорю, до меня доходит, насколько это очевидно. – И ты об этом знал. Ты всегда знал.
Я тотчас поворачиваюсь и иду к двери, но чувствую крепкую хватку на своем запястье. Опуская взгляд, я вижу бледную руку отца.
– Сын, – рычит он.
Я выдергиваю руку и обхожу вокруг потертого кожаного кресла, выставляя его как барьер между нами.
– Позволь мне объяснить. Ты запутался, и эмоции затуманивают твой рассудок, – говорит он.
– Нет, отец. Моя мысль ясна как никогда. Возможно, впервые в жизни я вижу все так, как оно есть на самом деле.
– И как же? Что ты видишь? – усмехается он.
– Я вижу, что не только Еву вы держите под этим облаком иллюзии. Всех нас. Всех, кто здесь обитает. Изо дня в день пичкаете нас ложью, и самое ужасное – что все это делается для того, чтобы сохранить в тайне этот обман. – Я широко раскидываю руки, осознавая истинное предназначение этого места. У меня кружится голова. – Еще бы, идеальная система. Гнилая до мозга костей, но идеальная.
Отец пятится назад. Он слушает меня, наблюдая за тем, как у меня открываются глаза на реальность мира, в котором я живу.
– И где он? – спрашиваю я.
– Он?
– Отец Евы. Где он сейчас?
– О, он в безопасном месте. Там, где он не может навредить Еве.
– Хватит врать! – кричу я. – Теперь я знаю, папа. Я знаю правду.
– Вижу, – говорит он, опираясь на стол. – Но, если ты прав, если верны слухи, если ЭПО намеренно устранила родителей Евы из ее будущего, как же так вышло, что только тебе одному удалось во всем разобраться? Почему больше никому это в голову не приходило?
– О, есть и другие. – Я подхожу к монитору реалити-ТВ. – Их сотни тысяч, возможно, миллионы – тех, кто во всем разобрался задолго до меня. Они кричат об этом на каждом углу, выступают с маршами протеста на протяжении многих лет. – Я показываю на затопленный город, проступающий в облаке ядовитых испарений. – Я никогда не думал, что скажу эти слова, но чертовы фриверы были правы.
– Тогда почему же никто из здешних обитателей ничего не предпринимает? Почему нас не остановили? – спрашивает он, и я замечаю, что на его лицо возвращается неуловимая коварная улыбка.
Сердце снова заходится.
– Люди поняли, что к чему. Они выясняли это годами. Но всякий раз, когда кто-то слишком опасно приближался к правде, его…
Внезапно комнату заливает красное аварийное освещение, и пронзительный визг сирены вибрирует в моем черепе.
Я вижу разбитое стекло на полу у ног моего отца. Стекло от пульта аварийной сигнализации. Мой отец привел в действие охранную систему.
В пульсирующем красном свете я ловлю вспышку, отражающуюся в стеклах его очков, когда он высовывается из-за верхнего ящика старинного письменного стола. Что-то поблескивает на свету. Что-то тяжелое в его руках. Я вижу длинное дуло, направленное в мою сторону.
Я ныряю за спинку кресла, когда он нажимает на спусковой крючок антикварного оружия. Взрыв пробивает в кожаной обивке дыру вдвое большую, чем моя голова.
Мое тело скользит по полированному паркету, и меня останавливает только стена.
– Мне следовало это сделать, как только ты родился. – Он снова нажимает на курок. Паркет у моих ног разлетается тысячами щепок. Будь отец опытным стрелком, да и пистолет поновее, меня бы уже размазало по стенке.
– Доктор Уэллс? – раздается за дверью голос Ву.
Я пользуюсь моментом и бросаюсь к двери. Отец не колеблется. Он должен меня прикончить. Отныне я слишком опасен. Я слишком много знаю.
Он стреляет.
Стекло двери осыпается, и передо мной маячит съежившаяся фигурка Ву. Я выпрыгиваю в разбитый проем и бегу без оглядки.
Ву стоит столбом посреди коридора, парализованная запрограммированным страхом. Я проскакиваю сквозь нее, хотя она не более чем воздух, разрушая светящийся силуэт, и мчусь по коридору так быстро, как только позволяют тяжелые ботинки. Я не останавливаюсь посмотреть, куда попадает следующая пуля, но душ из щепок и стружек подсказывает, что она пробила стену справа от меня.
Я чувствую гладкий бетон под ногами, когда приземляюсь после прыжка через стальной стол. Красные огни чередуются с кромешной тьмой.
Красный.
Черный.
Красный.
Черный.
Кетч.
Его бойцы высыпают из лифта, с оружием наизготовку.
– Арестуйте его! – кричит отец, выныривая из-за угла, уже почему-то без пистолета. – Он предатель и обманщик, ему нельзя доверять. Считайте, что он представляет собой угрозу безопасности Евы. У вас есть мой приказ арестовать его любой ценой.
Я смотрю Кетчу в глаза. Он в замешательстве.
– Брэм, – говорит он. – Давайте все успокоимся, хорошо?
Может, я и знаю этих парней, но мой отец – их хозяин. Отныне им нельзя доверять. Я не уверен, что они обойдутся со мной по-джентльменски. У них еще не открылись глаза на происходящее. Они все такие же слуги обмана. Это то, чему они обучены.
– Ты не должен этого делать, Кетч, – говорю я, обводя взглядом пятерку бойцов службы безопасности, которые группируются для захвата. – Не доверяйте ему, парни. Мы все здесь обмануты.
– Ему промыли мозги. Не слушайте, что он говорит. Арестуйте его немедленно, – требует отец, прячась за стальным столом.
– Ты знаешь, что такое приказ, Брэм. – Крутц, второй в команде, приближается ко мне. – Возьми меня за руку, и у нас не будет проблем.
Он протягивает мне руку в перчатке, широко растопыривая пальцы. Их кончики светятся голубым и испускают мягкий пар, похожий на дымку. Перчатка Умиротворения: она призвана ввергнуть в состояние душевного покоя любого, кто подаст руку ее носителю. Само это действие символизирует подчинение, уступку, когда все варианты исчерпаны и некуда бежать.
– Брэм? – Он подходит чуть ближе, шире расставляя пальцы.
Боковым зрением я вижу, как у меня на груди появляются голубые светящиеся точки. Скорее, я чувствую их. Это альтернативное воздействие Перчаткой Умиротворения: разряд в полмиллиона вольт проникает через грудную клетку объекта прямо
