Анемос увидел приближающегося дракона, когда Гиневер и Вита еще с трудом различали черную точку на голубом небе.
Гильберт Серохвост рассчитал, что перо прибудет во второй половине дня, но Тату оказался гораздо быстрее. Пегас с тучеворонами тут же помчался дракону навстречу.
– Это не Лунг, – сказала Гиневер, когда Тату оказался в пределах видимости ее бинокля. – Это какой-то другой дракон!
Раскервинт видела Тату и без бинокля, но вид у нее был такой же озадаченный, как у девочки.
– Разве бывают узорчатые драконы? – спросила она.
– Никогда не слышала, – ответила Вита.
Они навсегда запомнили зрелище, представшее в то утро их глазам: пегас и дракон бок о бок и Бен, радостно махавший им из-за спины другого мальчика, на плече у которого сидело что-то маленькое и мохнатое. Страх, скопившийся в душе Гиневер за последние дни, превратился в счастливое изумление. Хотя напряженное лицо матери напомнило ей о том, что перо грифона пока не больше чем надежда на спасение жеребят.
Когда Тату и Анемос приземлились перед стойлом, там собралось почти все население Мимамейдра.
– Гиневер! – позвал Бен со спины незнакомого дракона. – Позволь тебе представить – Тату! Он принес нас сюда быстрее ветра. А это… – он показал на второго мальчика, – это…
– Уинстон Сетиаван, – произнес тот. – А это, – Уинстон показал на своего маленького пушистого спутника, – Берулу.
– Маки-домовой! – ахнула Гиневер.
Берулу что-то прощебетал Уинстону на ухо.
– Он хочет уточнить, что он НЕ домашнее животное. Да, я передам! – Уинстон слез со спины дракона. – Маки-домовые, говорит Берулу, ни за что не хотят быть домашними животными!
– Конечно, как все дикие звери! – Гиневер улыбнулась Берулу. – Не волнуйся, у нас в Мимамейдре это понимают!
Она очень старалась не таращиться на Тату во все глаза. Ведь и этого, как она прекрасно знала, ни одно дикое создание не любит.
Но Тату и сам был зачарован видом толпившихся вокруг сказочных существ. Никогда еще он не был так счастлив. И так горд: ведь он сумел долететь с рекордной скоростью.
– Покажи им его скорее! – попросил он Бена.
Бен полез в рюкзак и достал мешочек, в который Барнабас спрятал перо. Бен вытащил его, и оно засияло всем собравшимся, как солнечный луч. Длиной оно было с его руку до локтя, но стержень, в котором заключалась вся их надежда, был не толще карандаша. Анемос смотрел на него со смесью упования и сомнения.
– Скорее! Несите перо профессору Спотисвуду! – сказала Вита Бену. – Он извлечет из стержня сердцевину и сделает на ее основе раствор, которым мы смажем яйца. И тогда…
Вита не договорила.
Увидим, что тогда будет.
49. Перо грифона
А если чего-нибудь очень ждешь, жизнь кажется такой насыщенной!.
Э. Б. Уайт. Паутинка Шарлотты (Перевод Ю. Шор)Глазурь, приготовленная профессором Спотисвудом из сердцевины пера – с добавлением белка и нескольких капель древесной смолы, согласно древнеперсидскому рецепту, – ярко отливала золотом.
Бен с Мухоножкой только ступили за порог, чтобы отнести ее в стойло, как на двор, тяжело дыша, вбежала Лола. Она неслась со стороны летной полосы, которую Хотбродд и двое помогавших ему троллей устроили так, что она исчезала сразу после взлета или посадки.
– Они вернулись! – кричала Лола. – Тролль только что приземлился! Клянусь глазом всех ураганов на свете! Он, видно, летел как сумасшедший!
– Или как Лола Серохвост! – буркнул себе под нос Мухоножка.
У Бена камень с души свалился. Как хорошо будет радоваться вместе, если глазурь подействует. А если не подействует, им всем будет очень нужен Барнабас. Никто не умел так поддержать в беде.
Конечно, и Барнабас был очень рад, что Хотбродд вовремя довез их домой. Но у него была и другая причина сиять от счастья, когда он подходил с троллем к стойлу.
– Смотри-ка, Бен Визенгрунд! – сказал он. – Вот уж кого не ожидал здесь увидеть!
И сжал Бена в объятиях.
Барнабас плакал в самолете на обратном пути, но это осталось их с Хотброддом тайной.
Не стали они рассказывать и о том, что Бен чуть не остался с Лунгом, вместо того чтобы вернуться в Мимамейдр. Даже Вита и Гиневер узнали об этом лишь много лет спустя.
Конечно, всем хотелось посмотреть, подействует ли на яйца волшебное перо грифона, но Хотбродд встал перед дверью стойла и пропускал только тех, кто непосредственно ухаживал за гнездом, и участников экспедиции за пером. Сам он остался снаружи – якобы для того, чтобы отгонять любопытных домовых и ниссе. Но Барнабас знал настоящую причину. Хотбродд был куда чувствительнее, чем хотел казаться, и страх, что перо все-таки не подействует, невыносимо терзал большое сердце тролля.
Тату тоже остался снаружи с Уинстоном и Берулу, потому что дракон был попросту слишком велик для стойла. Раскервинт тоже решила не занимать слишком много места, тем более что ей очень хотелось пообщаться с Хотброддом и Тату. Гильберт Серохвост был погружен в работу над картой Исландии, а некоторые гусыни так переживали из-за того, что яйца, которые они так заботливо насиживали, намажут каким-то сильнодействующим раствором, что не захотели на это смотреть.
Тем не менее, когда все, кого впустил Хотбродд, собрались у гнезда, стойло оказалось набито битком.
Барнабас поручил Гиневер и Бену покрыть яйца золотой глазурью. Гильберт выдал им для такого случая две свои лучшие кисти. И все равно наблюдать, как жеребята исчезают за золотой пленкой, было страшно. Анемос так тяжело дышал, что Барнабас положил руку ему на холку, а Мухоножка после первых же мазков тихонько выбрался наружу, потому что у него от волнения скрутило живот.
Остальные наблюдали, затаив дыхание, как прозрачная скорлупа покрывается золотой глазурью. Когда Бен широкими мазками нанес последние капли на яйцо Синнефо, все три яйца казались сделанными из массивного золота. И лишь постукивание копытец выдавало, что жеребята внутри живы.
– Теперь им нужно только тепло! – сказала Вита. – Прошу вас, дорогие дамы!
Две гусыни, чья очередь была сейчас насиживать яйца, были не в восторге от липкой пленки, золотившей их перья, но все же, вздыхая и охая, осторожно уселись в гнездо.
– Как ты думаешь, оно скоро подействует? – шепотом спросил Бен Гиневер.
– Надеюсь, что скоро! – шепнула она в ответ. – Ужасно, что их теперь не видно! Как же им страшно, наверное!
В набитом зрителями стойле вдруг стало очень тихо. Пугающе тихо.
Даже Лола, которая никогда и секунды не могла усидеть на месте, уставилась на гнездо, словно окаменев.
И тут… одна гусыня взволнованно загоготала.
Потом вторая.
Они захлопали серыми крыльями, поднялись с кладки и отскочили в сторону.
Яйца росли. Казалось, дыхание жеребят раздувает скорлупу.
Стойло наполнилось радостными криками, гоготом, ржанием.
Три яйца, под конец с трудом помещавшиеся в гнезде, стали теперь такого размера, что Бен вспомнил о легендарных слоновых птицах, вымерших, как принято считать, еще триста лет назад.
– Ничего себе! – тихо сказал ему Барнабас. – Кажется, нам придется выписать сюда парочку страусов, чтобы их высиживать!
– Я уже договорилась об этом с Инуа, – отозвалась Вита. – Он пошлет нам двух страусих, которых очень заинтересовала такая задача. К вечеру они будут здесь.
По мере роста яйца вновь становились прозрачными. Бен с Барнабасом не могли наглядеться на жеребят: ведь они их никогда еще не видели. Уранос, Хара и Синнефо шевелили крыльями, вытягивали тонкие как соломинки ножки и, казалось, не могли поверить, что им снова есть где разгуляться.
– А если они еще вырастут? – спросила Гиневер. – Половина стержня уже истрачена!
На взгляд Мухоножки, вернувшегося в стойло, услышав радостные крики, жеребята и так уже
