Сквозь толпу скользили подносы с хрустальными бокалами, наполненными пенящимся шампанским, шипящим мириадами сверкающих пузырьков. Вот чья-то рука в красной перчатке подхватила бокал, и передо мной, словно мгновенно распустившийся цветок, возникла женщина. Показалось, что зал заполнил густой аромат роз. Я буквально чувствовала его на языке, сладкий, словно ликер.
– Вы хорошо проводите время? – спросила она, намеренно растягивая последнее слово.
– Ну, во всяком случае, здесь уж точно не соскучишься, – ответила я.
– А вы умеете говорить правду, тщательно отмеряя ее, чтобы не выдать лишнего, и в этом вы похожи на нас. – Она говорила эти слова, и они расцветали на ее коже, словно чернила. – У меня раньше был художник. Живописец. Так, серая посредственность. Но вы… – Она провела рукой по моей шее. – Вы можете быть для меня более полезной. Хотите принять мое покровительство?
Значит, раньше она опекала художника. Невольно на ум пришла история, которую мне рассказала Марин несколько месяцев назад – про художника, который покинул «Мелету», потому что счел себя недостойным своей музы. Я вовсе не хотела, чтобы меня облагодетельствовали таким образом. Но ее лучше было не злить.
– Вы оказываете мне большую честь.
– Знаю. – Она со звоном приблизила краешек своего бокала к моему. – Подумайте об этом. Все, что написано, можно изменить.
Она отошла от меня, и я облегченно вздохнула, чувствуя себя так, словно избежала ужасной опасности.
Дженет стояла поодаль от толпы, словно тень. На ней было зеленое платье в средневековом стиле, как на женщине, изображенной на витраже на двери ее дома. Весь ее облик излучал благородную сдержанность и уверенность в себе, но в то же время, она смотрела на фейри так, словно они были сошедшими с небес божествами, а она смиренным пилигримом, пришедшим почтить их.
Я наткнулась на нее, когда шла обратно в зал из дамской комнаты, и она вдруг вцепилась мне в руку с такой силой, что я испугалась, что на коже останутся синяки.
– Они готовы дать вам власть над собой, а вы этого даже не замечаете. Вы такая же неудачница, как моя дочь!
Она оттолкнула мою руку и прошла мимо, но для меня она была последним человеком, на кого стоило обращать внимание, поэтому я ничего не спросила, не пошла следом. Я просто вернулась к гостям, наслаждаясь блеском и великолепием праздника.
Гэвин танцевал с Еленой. На ней было маленькое черное платье без украшений, и единственным ярким пятном были ее волосы цвета фуксии, уложенные в высокую прическу. Ее бледное лицо казалось почти прозрачным, и я заметила, что на ее щеках блестели слезы. Тем не менее, она танцевала с ним, пока не закончился танец, и, не удостоив Дженет ни единым взглядом, сразу же отошла от нее подальше, вглубь зала.
Часы тикали все громче, и люди в толпе начали выкрикивать числа, ведя обратный отсчет, приветствуя наступление Нового года. Как будто без их поддержки время могло остановиться.
Три!
Два!
Один!
Оглушительный бой часов, поцелуи и золотые искорки шампанского. Бокалы, летящие на пол, разбивающиеся на тысячи осколков, и эта, отраженная в бесчисленных зеркалах ночь, которая, казалось, будет длиться вечно. Лица, радостные и хищные, раскрасневшиеся от алкоголя и возбуждения. Восторженные возгласы и поздравления, за которыми скрывались потерянность и одиночество. Смерть одного года и рождение нового. Фейри, прекрасные и жуткие. Испытывающие неутолимую жажду.
Они ждут нас.
Новый год наступил.
Глава 19
С трудом переставляя ноги, еще не придя в себя после бурной встречи Нового года, я приковыляла на кухню и осмотрелась мутным взглядом. Из крана лилась вода, в воздухе стоял терпкий запах серы и мыла. Над раковиной, сгорбившись, стояла Елена.
При моем появлении она выключила воду.
– Я сожгла яйца не нарочно, если ты об этом хочешь спросить.
Но меня волновал вовсе не испорченный завтрак. Глаза у нее были красными, вокруг них темнели полосы от размазанной туши.
– Елена, как ты?
– Знаешь, а ведь она назвала меня так в честь героини пьесы «Сон в летнюю ночь». – Голос ее был резким и хрипловатым.
– Понятия об этом не имела, – ответила я. – Хочешь, приготовлю тебе кофе? Лично я сейчас без него умру.
Она кивнула и села на стул.
– Потому что Елена была одной из четырех влюбленных, привлекших внимание Оберона[21]. Она страдала от неразделенной любви, и Оберон пожалел ее и велел шалунишке Пэку помочь ей. Разумеется, возникает невероятная путаница, – полагаю, Дженет даже не задумывалась над этой частью повествования, – но именно поэтому она и дала мне это имя. Героиня эта настолько жалкая, что волшебные существа вызываются ей помочь.
Я поставила перед ней кружку с кофе. Она к ней даже не прикоснулась.
– Мне было почти четырнадцать, когда мы впервые побывали в мире фейри. Я-то думала, что это будет увлекательное приключение. Все книги в доме Дженет были посвящены фейри. Она просто одержима – и ими, и их миром. Но в этих книгах не было жутких историй, где фейри вырывают сердце человека за малейшую провинность. В сказках, которые она любила, они были самыми прекрасными, самыми совершенными созданиями, которые только и ждали, как бы щедрее одарить тех, на кого падет их выбор. Ну, ты не хуже меня знаешь все эти слащавые истории.
Конечно же, я их знала. Их герои жили долго и счастливо после всех испытаний, а фей можно было приручить, выставив им на ночь блюдечко с молоком или назвав их истинное имя. Такие милые сказочки. Читаешь, и душа радуется. Но от них никакой пользы, ведь они полны лжи.
– Смею предположить, никаких готических страшилок в стиле Анджелы Картер[22] в ее библиотеке не было.
У нее вырвался смешок.
– Нет, конечно. Я и не догадывалась, что эти страшные истории существуют, пока не оказалась в настоящей стране фейри. Я тоже думала, что они прекрасные существа, и никого нет лучше них. Я так мечтала туда попасть! К тому времени я уже знала, что родилась среди них, и поэтому вбила себе в голову, что мой отец один из фейри. Убеждала себя, что именно по этой причине я никогда с ним не виделась. Потому что он не может жить в человеческом мире. Я надеялась, что, может быть, он узнает меня, и скажет, что я могу там остаться и жить с ним. В общем, все, что только может вообразить подросток в тринадцать лет, вынужденный жить с матерью, не испытывающей к нему ни капельки любви.
Но когда я там оказалась… – она закрыла глаза. – Что я могу сказать? Это вовсе не похоже на те милые истории, которые мы читаем в детстве. И фейри далеко не добрые существа, благоволящие к людям.
Елена замолчала. Я протянула было к ней
