Разговорчивую продавщицу отвлекли азиатки с фотоаппаратами, и Лида поспешила отойти от палатки.
Рома шлепал к «тойоте», улыбаясь как ни в чем не бывало. Сколько он трепался с ней? Пять? Десять минут?
Зачем она ему, черт подери, злобная училка, которой через пару лет стукнет сорок?
Автомобиль покатил по серпантину. Мимо кладбища с памятником Воину-освободителю, облупившейся стены консервного завода и пивных ларьков.
– Мне лекцию прочли, пока ты отсутствовал, – сказала Лида. – Про Чертов Коготь.
– А! Член-скала, – хмыкнул Рома.
– Ты отдыхал здесь раньше? С ней?
– Нет, – сказал он мягко.
С другими?
Место сексуальной силы, куда мужики среднего возраста возят своих молодых любовниц?
Городок или, скорее, поселок тонул в сизом мареве. Дождь не накрапывал: горизонтально стелился, и ветви кипарисов трещали на ветру. Улицы имени Ленина, Маркса и Гагарина стекали к набережной, где их узелок перерезала улица Морская. Местные прятались в домах, для курортников был еще не сезон, и поселок выглядел покинутым.
Рома притормозил на провинциальной площади, сверился с навигатором. Лида прислонилась щекой к стеклу. Перед азербайджанским кафе сидела огненно-рыжая девица в куртке-косухе и армейских ботинках. Она хищно кусала яблоко. У ног стояла початая бутылка вина.
«Такая беззаботная», – с ностальгией подумала Лида.
«Тойота» свернула налево от площади и симпатичной панкетки. Пенящаяся зелень кустов лизнула корпус автомобиля, въехавшего в тесный проулок. За одинаковыми коттеджами мелькало неприветливое море.
– Нам сюда! – объявил Рома.
У обшитого белым пластиком домика дежурила толстуха в дождевике. Вручила Роме ключ с деревянной биркой, зыркнула на Лиду и неприятно осклабилась.
– Погостили бы до конца майских праздников. Даст Бог, и погода наладится.
– Работа, – вздохнул Рома. Говорил ли он вообще правду женщинам?
Лиде захотелось очутиться дома, где сухо и тепло, читать книги, готовить суши. Пригласить подруг…
Рома потопал по ступенькам, притрушенным песком.
– Ну, ты идешь?
Коготь они увидели полчаса спустя, гуляя по пляжу. Он вздыбился из воды в десяти метрах от берега, величественный и неприличный, окутанный предштормовой болтанкой. Обломок древнего рифа, шутка природы. Колонну венчал шишковатый набалдашник.
– Неплохой агрегат, – оценил Рома.
– Ты веришь в эти байки? – спросила Лида, отхлебывая чай из термоса. – Про особые вибрации?
– Надо проверить, – он обнял ее сзади, поцеловал за ушком, как ей нравилось. Она потерлась о его торс. Нет, она правильно поступила, поехав с ним.
Чайки ссорились у мусорных контейнеров, ветер становился все холоднее, он волочил с севера черные облака и мрачно гудел в раковине бухты. Рома и Лида шли, цепляя обувью водоросли. За песчаным барханом у береговой линии вырисовывалось скопление хибар, отделенных от Когтя шипящим мелководьем. Десяток ветхих фургончиков, поменявших колеса на протезы-кирпичи.
– Пансионат для бедных, – сказал Рома.
Лида поймала себя на мысли, что Коготь вызывает у нее подспудное отвращение. Ее, современную раскованную девушку, смущал и странно беспокоил простой кусок горной породы.
– Я замерзла.
– Давай возвращаться, – согласился Рома.
По безлюдному пляжу… по хрустящим скорлупкам ракушек… по чьим-то причудливым следам.
В коттедже она приняла душ и надела красное платье из дорогой шерсти, отлично подчеркивающее фигуру. Нет, училка и в лучшие свои годы не составила бы ей конкуренцию.
Платье произвело на Рому должный эффект. И нестриженый байкер на парковке у кафе буркнул нечто грубо-комплиментарное. Рома приосанился, покрепче обхватил локоть спутницы.
Окна кафе смотрели на залив. Темно-серая муть бесновалась и клокотала, волны взрывались грязной пеной у пирса.
Под скелетом доисторической рыбины сидела старуха с белоснежными косами, мумия некогда красивой женщины. Рядом нахохлилась над планшетом девочка-подросток. Больше посетителей в кафе не было.
Рома направился к дальнему столу.
Да, конечно, он приезжал сюда с женой. Лечить ее стерильное чрево. Но Коготь оказался бессилен…
Стены кафе оклеивали пожелтевшие страницы советских и постсоветских газет. Бисер букв, точно мошкара, черно-белые фотографии моря.
Пока угреватая официантка сервировала стол, Лида прыгала глазами по статьям, поражаясь скучным темам и кондовому языку. Там широкими коридорами техникумов шагали в свет специалисты консервного завода, труженики моря тащили невод с дарами, и Посейдон собирал гостей на традиционный фестиваль.
Разве не замечал никто из горе-журналистов, как на самом деле здесь страшно? Какой безысходностью веет из щелей, как тоскливо кричат чайки, как любимый мужчина врет, смакуя вино, и мертвый каменный член ложится тенью на потраченный впустую год?
– Что с тобой, котенок?
Его теплая ладонь накрыла ее кисть.
Действительно, что? Она же мечтала об этой поездке, о том, чтобы побыть с ним наедине. И плевать на дождь, в коттедже есть кровать и душевая кабина, подоконник и мохнатый ковер у камина. Они отметятся везде, и вернутся с детьми, и будет солнце, лето, и чайки станут голосить совсем иначе…
Лида встряхнула волосами и наклонилась, чтобы поцеловать Рому. Девочка-подросток и статная старуха молча ели суп и не моргая пялились в окно.
Вибрация Роминого мобильника прервала поцелуй.
– Коллега, – сказал он. – Я на секунду.
Он ушел, а Лида оцепенело вперилась в стену. Зернистый снимок на уровне ее лица: заледеневшая отмель и прорубь в виде креста.
«Вчера, 19 января, православные христиане отпраздновали Крещение Господне. Важным атрибутом даты является ныряние в предварительно освященные водоемы, смывание накопленных за год грехов»…
Идея купания в ледяной воде ужасала уже сама по себе. А уж в бескрайнем море, где из мглы за тобой могут следить прямоугольные зрачки головоногих моллюсков…
«Обряд Крещения совершался под присмотром медиков. Ими было госпитализировано двое пострадавших. Один человек погиб. Его съел Бог».
«Что за ерунда, – нахмурилась Лида, – какая-то бессмыслица».
Она обернулась к барной стойке, словно ища объяснений. Официантка застыла как вкопанная и таращилась на нее в упор. Старуха и девочка тоже наблюдали за Лидой из-под скелета рыбы.
– Ну как ты тут? – спросил Рома, заслоняя чужаков.
Его шея покраснела, как бывало, когда он злился. Значит, разговор с «коллегой» перерос в дискуссию.
– Ты обещал рассказать ей о нас в мае, – произнесла Лида.
Он оторвался от тарелки с осетром.
– Май начался сегодня. Я все помню, котенок.
Она кивнула, изучая его. Он выглядел старше, чем обычно: потрепанный мужик с проклевывающейся залысиной и сеточкой морщин в уголках добрых честных глаз.
Вернувшись домой, он отмоет машину от песка, соскоблит с себя жесткой мочалкой песчинки, запах моря и ее запах.
Волны били и били о плиты.
На лестнице Лида разминулась со стриженной под каре блондинкой в деловом костюме. Блондинка замешкалась, окликнула ее:
– Простите, вы… – она кашлянула, – вы участница семинара?
– Нет, – сказала Лида и добавила мысленно: «Нет, я другая дура».
Над телевизором в коттедже висела картина в дешевой рамке: ночное море, тщательно выписанный Чертов Коготь и девушки в воде, хоровод голых красоток вокруг скалы. Девушки держались за руки, лунный свет струился по их гибким телам.
Лида рассматривала холст поверх Роминого плеча.
– Да, – шептал Рома, – да, вот так, солнышко, вот так…
Если что-то и вибрировало здесь, то только его телефон в ее голове. Почувствовав, что Рома устает, она симулировала оргазм и помогла ему.
– Я люблю тебя, – сказал он восторженно.
Девушки
