Ну что же, не лишено смысла. Только вот не повезло. Азаров остановился, наскоро прицелился и пустил гранату. Та рванула рядом с окопом. Аслан все понял правильно и помчался вперед. Метров семьдесят до цели. Да только просто так подбегать небезопасно. Времени на перезарядку солдату достаточно. Эдак, глядишь, в кого-то из них еще и попадет. Смерти Григорий не боялся. Вот без разницы, и все тут. Но смириться с тем, что кто-то может одержать верх над ним и его парнями… Да не бывать этому!
Не давая бронебойщику высунуть из ячейки носа, запустил вторую гранату. Та также не попала в окоп, а рванула рядом. Но и солдатик не появился. Бичоев не стал нависать над обреченным – все из того же опасения заполучить выстрел в упор. Пустил короткую струю жидкого пламени, обрекая смельчака на мучительную смерть. И опять легкое сожаление, замешанное на мрачном удовлетворении.
Попутно капитан трижды выстрелил в удачно подставившийся борт бронетяга. Метров двести. Но пуля с легкостью справилась с броней, раскурочив котлы. Подбитая машина тут же окуталась паром. Но пока еще не погибла. Ничего. Они еще его добьют. Так или иначе, но несомненно. Быстро осмотрелся. Парни действовали слаженно и жестко. В руководстве необходимости никакой. Значит, нужно действовать.
Шаг, другой – и он вновь перешел на бег, сокращая дистанцию до следующего противника. И сомнений в том, что им все же удалось сегодня одержать впечатляющую победу, никаких. Пусть не все прошло гладко. Но по сути все вышло даже лучше ожидаемого. Конечно, жаль погибших товарищей, но это их выбор. Кроме офицеров, здесь все добровольцы. Да и, положа руку на сердце, им тоже никто особо и не приказывал. Скорее уж просто предложили. А они не отказались.
Глава 6
Длинные руки
«Париж. Как много в этом звуке для сердца русского слилось. Как много в нем отозвалось…» Нет, Игнат ничего не напутал. Москва – она воспета была Пушкиным. В русских же сердцах больше сотни лет живет именно Париж. Не побывать в этом городе для представителя света попросту непозволительно. Хотя бы раз в жизни, и пусть всего лишь один месяц, но он должен был прожить в этом городе, овеянном любовной романтикой.
Мало того, половину восемнадцатого и весь девятнадцатый век мода на Францию была столь высока, что дворянские дети раньше начинали говорить на галльском[6] и только потом осваивали подлый[7] язык. Как результат, картавость стала отличительной чертой русского дворянства. Она встречается даже сейчас. Потому что традиция обучения французскому с младенчества все еще жива. Как и понятие, что все самое лучшее непременно в Париже и может быть связано только с ним.
Лично у Игната с этим языком были определенные трудности. Изучал он его уже будучи взрослым. Учил без дураков и владел достаточно свободно. Однако ярко выраженного русского акцента из него было не вытравить. Чего не сказать о той парочке за соседним столиком. Или вон тех трех молодых людях в ближнем углу летнего кафе. И вот еще, по тротуару на противоположной стороне улицы идет развеселая троица. Мужчина ведет бойкую беседу с двумя дамами. При этом даже не старается вести себя тихо. И речь его льется чисто, без запинки.
Но всех их объединяет одно: они – русские. Да-да. Несмотря на то что по речи такового можно опознать только в Игнате, он это определил безошибочно. Есть в русских нечто неуловимое, особенное, что позволяет опознать друг друга в любой точке мира. Разумеется, при условии, что он все же вырос в России, вне зависимости от воспитания.
А вот еще один русский пожаловал. Высок, широкоплеч, крепкого сложения, с большими и сильными руками. Пышные обвисшие усы, цепкий волевой взгляд, решительный вид. Только седины в густой шевелюре за последние четыре года изрядно прибавилось. А так все тот же.
Мужчина прошел к свободному столику в дальнем углу. Присел в легкое плетеное кресло и раскрыл газету. Однако долго ему ожидать не пришлось. Не прошло и минуты, как к нему подошел гарсон, повязанный белой простыней, и протянул меню. Посетитель отказался от него, сразу же сделав заказ, что выдавало в нем завсегдатая. А характерный акцент подтвердил догадку Игната.
Впрочем… В данном конкретном случае догадка была ни при чем. Он знал этого человека. Причем хорошо знал. Мало того, ему доводилось служить с ним плечом к плечу. Конечно, в этом кафе на зеленой улочке в стороне от центра он завсегдатай. Причем живет по устоявшемуся распорядку. Привычка человека, посвятившего службе не один год.
– Здравствуй, Василий Иванович, – подойдя к столику, поздоровался Игнат.
– Твое благородие? – искренне удивился Кочанов, некогда служивший начальником контрразведки при штабе интернациональных бригад.
– Говорили уж о том. К благородию я не имею никакого отношения. Из казаков я. Иль забыл?
– Отчего же. На память не жалуюсь. Но то было там, на фронте, а здесь ты опять благородие, и иного от меня не жди.
– Не буду, – с улыбкой заверил Егоров. – Позволишь составить тебе компанию?
– Ну присаживайся, – откинувшись на жалобно скрипнувшую плетеную спинку кресла, предложил Кочанов.
– Вот спасибо тебе, добрый человек.
– Не паясничай, Игнат Пантелеевич, тебе не идет.
– Не буду.
– Какими судьбами? Да еще и бородку эту отпустил.
– Не нравится?
– Ты не баба, чтобы мне нравиться. А так… Непривычно, – пожав плечами, заключил Кочанов. – Уж не по мою ли душу пожаловал, Игнат Пантелеевич?
– По твою, Василий Иванович, – не стал отнекиваться Егоров. – Ордер на твое имя имеется. Со мной прибыла группа захвата. Проработаны маршруты отхода. Дело из нескольких томов толщиной в ладонь, каждый дожидается окончания следствия и суда. Память у императора долгая, а руки длинные. За все в этой жизни нужно платить.
– А я никому и ничего не должен. Тем паче вашему императору.
Спокоен. Уверен в себе. Но тем не менее левую полу пиджака слегка прибрал. Так, чтобы ловчее можно было бы воспользоваться пистолетом в наплечной кобуре. Доброжелателей у него хватало, а потому он и не думал расслабляться.
– Не нужно, Василий Иванович. Ведь знаешь, что против меня у тебя шансов нет, – покачав головой, произнес Игнат без намека на враждебность. – Неужели и впрямь думаешь, что, пожелай я тебя спеленать, действовал бы вот эдак, картинно и напоказ? Мне казалось, ты меня понял еще там, в Испании.
– И чего ты тогда хочешь?
– У меня приказ арестовать тебя и доставить в Россию. Но я помню, кому обязан жизнью жены и благодаря кому у меня сегодня есть сын, а вскорости появится и еще один ребенок. А за добро я привык платить добром. У тебя времени – до завтрашнего утра. Ровно в семь я выхожу на охоту. И лучше бы тебе вернуться в Испанию. Есть указ императора о запрете проведения тайных операций в
