Вокруг куреня сотника было безлюдно. Встреченные по пути группы козаков, вооруженные до зубов и выискивающие жертву в темноте, снова потянулись к центру хутора.
Зато в самом курене свет горел во всех окнах, словно насмехаясь над остальными хуторянами, вынужденными проводить ночи в тишине и темноте.
Держа наготове копье, характерник тенью скользнул по двору, жестом указав Хоме обождать в саду поблизости, возле поломанного дерева. Но парень не хотел ждать. Ему не терпелось скорее отыскать Веру.
– Я сказал – стой! – обернувшись, сердито шикнул на него характерник и повернул назад, чтобы вразумить нетерпеливого бурсака: – Ружье лучше заряди!
Хома послушно выполнил приказ старика.
– И не спеши умирать,– глянув ему в глаза, шепнул характерник.– Оно пустое,– старик помолчал.– Я понимаю, что ты волнуешься за Веру, но неизвестно, что ждет нас внутри,– он с тревогой указал на курень.– Поверь мне, нас точно не ожидает добрый и ласковый пан. Надо подготовиться.
Не успел Хома что-то возразить, как вдруг отчетливо услышал Верин плач.
– Гаврило, молю тебя, послушай! – вскрикнула баба. Вслед за этим раздались приглушенные голоса и грохот.
Сорвавшись с места, бурсак помчался к куреню, ничего не замечая на своем пути. Старик едва нагнал его на крыльце и, осторожно оттолкнув в сторону, открыл тяжелую дверь, первым юркнув в сени.
Понимая, что нужно действовать тихо, Хома попытался унять бешеное дыхание. В ушах у него звучали оглушающие удары сердца.
В темных сенях стоял противный затхлый запах, которого парень не примечал днем, приходя обучать парубков. Наступив на что-то мягкое, бурсак не сдержался и охнул. Приглядевшись, он с ужасом заметил, что наступил на высушенную до состояния мумии кошку. Испытав приступ тошноты, Хома мгновенно припомнил, что не видал на хуторе до этого момента ни одного кота.
Характерник наклонился к кошке, внимательно изучая ее со всех сторон. Подняв иссушенное тельце за хвост, он закрыл глаза и принюхался.
Хоме не терпелось войти. Медлительность старика раздражала его невыносимо. Парню казалось, что в том, чтобы таиться, больше не было никакой необходимости. В столовой звучала такая громкая перепалка, такой грохот и звон, что вряд ли находящиеся внутри могли расслышать скрип половиц или неосторожное дыхание.
Вера плакала и молила кого-то. От ее рыданий душа Хомы разрывалась на части.
Вдруг она замолчала. Хриплый смех, леденящий душу, больше походивший на воронье карканье, разрезал внезапную тишину.
– Добрая ты! – громыхал голос.– Добрая, да?! За все заплатишь!
– Не можно так, пан Гаврило! – отчаянно вскрикнула Вера, и сердце Хомы бешено застучало.– Не будет по-вашему!
– А-а-а-а,– послышался страшный рев и грохот бьющейся посуды.
Вздрогнув, парень выставил вперед ружье и, обойдя размышляющего о чем-то характерника, с размаху пнул дверь ногою. Со скрипом она отворилась. Почувствовав, что не рассчитал силы и ушибся, бурсак как очумелый влетел в ярко освещенную свечами гостиную.
Вокруг был хаос: разбитая посуда, перевернутые лавки и стол. Посреди хаоса в противостоянии застыли двое. Маленькая дрожащая Вера в одной рубахе беззащитно закрыла лицо руками. Она была боса. Ее расплетенные и спутанные волосы разметались по плечам. Над нею, занеся кулак, возвышался жуткий упырь в панских истрепанных нарядах и высоких сапогах.
Упырь обернулся на вошедшего Хому, и его лицо исказилось яростью.
Сотник выглядел таким ужасным, что парень на мгновение опешил. У него был острый длинный нос, свисавший аж до груди, мясистые уши с болтающимися мочками. Все его тело и лицо было покрыто жуткими уродливыми бородавками. Кожа была бледного землистого цвета, изо рта торчали острые клыки.
Замерев всего на секунду, упырь ринулся на незваного гостя.
Не думая, Хома выстрелил. Пуля мягко вошла в левое плечо сотника. Он взвыл и рассердился еще сильнее.
Потеряв равновесие от выстрела, Хома покатился назад, плюхнувшись на ничего не успевшего предпринять характерника, и сбил старика с ног.
Упырь бросился на бурсака.
Схватив Хому за грудки, он без усилий поднял его и швырнул об стену, так что тот задохнулся и выронил ружье с патронами.
Вдруг, пролетев со свистом, в широкую шею упыря вонзилось копье характерника. Выхватив саблю из ремня на поясе, старик неглубоко, как сумел дотянуться, рубанул замершего сотника по ноге. Взвыв, упырь пошатнулся, но неожиданно сделал выпад, схватив саблю за острие. Вырвав ее из рук характерника так легко, словно тот был ребенком, упырь яростно сдавил оружие, отчего его кожа зашипела при соприкосновении с серебром.
Сотник изумленно уставился на свои руки, не понимая, что происходит. Замахнувшись, он испуганно отбросил саблю в дальний угол столовой. Звякнув, она закатилась под стол.
Оставшись без оружия, один на один с пышущим яростью сотником, из шеи которого все еще торчало длинное древко копья, характерник ловко вскочил на ноги и, согнувшись, выставил вперед тонкие руки.
Тяжело дыша, не обращая на копье ни малейшего внимания, словно это была заноза в пальце, сотник неуклюже подступил к старику.
Парень не заметил, кто набросился первым. Сцепившись, характерник и сотник покатились, снося все на своем пути, окропляя столовую брызгами крови. Различить, чья это кровь, было невозможно. Казалось, упырь был менее выносливым, хотя и гораздо крупнее характерника. Он неистово брыкался и царапался, стремясь вонзить острые клыки в шею старика. Уворачиваясь и отбивая удары одною рукою, характерник вцепился в древко копья, с силой вонзая его еще глубже.
Упырь жалобно взвыл. Побеждая, старик повалил его на спину. Глаза сотника стали закрываться, руки и ноги бессильно повисли.
Вдруг характерник вздрогнул, дернулся и обмяк, упав прямо на уродливую морду упыря. Из его спины торчал изогнутый кинжал с темной ручкой. Отпустив копье, характерник сделал несколько неловких слабых попыток завести руки за спину и вытащить кинжал.
Открыв глаза, упырь брезгливо отбросил старика, и тот бессильно рухнул лицом кверху. Острие кинжала вошло глубже в мягкую плоть. Из уголка сухого рта выбежала тоненькая струйка крови и потекла по седой бороде. Сглотнув, старик попытался поднять голову. Не сумев, он прошептал:
– Да она ведьма. Как же я… – широко раскрытые черные с оранжевой радужкой глаза подернулись пеленою, сделавшись бессмысленными. Вздохнув в последний раз, характерник замер.
– Не-е-ет! – заорал Хома, оттолкнувшись от стены, и поднял испуганные глаза на Веру.
Хищно улыбаясь, она подошла ближе и с презрением поглядела на труп старика.
Упырь осторожно вынул копье из шеи. Отплевываясь от крови и задыхаясь от истерического смеха, он попятился прочь от Веры на четвереньках.
Наступив старику на голову маленькой аккуратной ножкой, Вера задумчиво и зло поглядела на бурсака.
– Ну куда ты полез, глупенький? – грубым, низким, совершенно неузнаваемым голосом спросила она.– Тебе нужно было просто умереть в нужный момент, вот и все. Чего ты не захотел быть как все? Ведуна этого еще притащил…
От ее ужасного, скрипучего голоса парню захотелось закрыть уши руками.
Верино лицо стало искажаться, мертвенно бледнея, становясь старым и дряблым
