Почувствовав, что задыхается, бурсак собрал последние силы. Ударив существо сапогом в подбородок так, что затрещали кривые тонкие зубы, он откатился ближе к двери. Медленно встал на четвереньки и выполз из шинка.
С воем упав на пол, чудище затрясло головою. Воспользовавшись паузой, Хома кое-как поднялся на дрожащих ногах и побежал.
Через несколько шагов он запнулся и упал. Растерзанная спина горела от боли. Смоченная кровью одежда прилипала к телу. Кровь была даже в сапогах.
«Бежать. Не сдаваться,– пульсировало в Хоминой голове.– Сейчас оно меня нагонит».
Каждое мгновение ожидая нового удара, новой боли, парень обернулся и увидел беснующееся чудище на пороге шинка. Не выходя наружу, существо яростно шипело и рвало когтищами дверь.
Догадавшись, что преследовать его не будут, Хома повалился лицом в землю и тяжело задышал.
Неизвестно, сколько он так пролежал, не двигаясь и не подавая признаков жизни.
Вдруг в темноте рядом с ним послышался шорох. Парень испуганно вскинулся. Из кустов орешника выглянул встревоженный шинкарь. Увидев, что бурсак жив, он заискивающе поинтересовался:
– Как ты, Хома?
– Как я?! – злобно булькнул Хома, сплевывая пыль и кровь.
Из шинка послышался протяжный вой. Существо, стоя на пороге, приметило шинкаря, на поясе у которого самым неожиданным образом болталась Хомина сабля.
– Я тебе… сейчас… покажу, как… я,– парень попробовал встать, но не смог.
Горивит медленно попятился назад:
– Ты чего?!
– Стой… собака! – с трудом поднявшись на руки, Хома быстро задышал, стараясь превозмочь страшную боль в спине.
Но шинкарь продолжал отходить в сторону. Вскрикнув, бурсак схватился за ветвь орешника и встал на ноги. Стиснув зубы, он неловко направился к шинкарю.
Тогда Горивит развернулся и стал удирать каким-то очень странным способом. Вместо того чтобы бежать от хромого, израненного и едва передвигающего ноги Хомы, шинкарь петлял из стороны в сторону, все время оглядываясь назад.
– Эка путает меня, нечистый! – продолжая идти, Хома вытер рукавом взмокший лоб.– Словно не сбежать хочет, а под землю схорониться. Врешь, собака!
Парень прибавил скорости, в несколько шагов настигнув Горивита, который двигался так заторможенно и странно, словно увязал в липком желе.
Вытянув руку, Хома схватил его за рубаху. Ойкнув, Горивит вырвался, проворно выскочив из нее, и рванул было вперед, но вдруг словно ударился о невидимую стену, неуклюже упав на землю. Схватившись за лицо, шинкарь застонал.
– Ничего не понял,– стоя с рубахой в руках, Хома озадаченно уставился на него.
– Молю, только не бей! – заканючил шинкарь.– Я не желаю тебе зла!
– Не желаешь мне зла?! – отбросив рубаху, бурсак замахнулся сапогом.– Так ты, значит, гостей встречаешь? Поишь, кормишь, а потом тварь свою выпускаешь?!
– Нет, все не так! – жалостливо закричал Горивит.– Пощади! Я сам страдаю!
– Ты меня не путай! – перебил его Хома.– Ясно же, что водишься с нечистыми! – он не удержался и пнул шинкаря.
– Пощади! – закрывая лицо грязными руками, Горивит захныкал, как баба.
Склонившись, Хома придавил его за горло:
– Говори, что за чудище в шинке?
– Это… это злыдень! – дрожащими губами прошептал шинкарь.
Со стороны шинка раздался протяжный злой вой. Затем человеческий смех. Существа не было видно с такого расстояния, но Хома готов был поклясться, что оно все еще там.
– Что еще за злыдень? – Он замахнулся кулаком.– Ты водишься с нечистью?!
– Да нет же! – прохрипел Горивит.– Эта тварь досталась мне вместе с шинком, я не виноват! Отпусти, я все равно не могу убежать.
Рассудив, что это правда, хоть и не понятно почему, Хома убрал руку с горла шинкаря. Со стоном усевшись на землю, он устало обтер лицо шапкой:
– Рассказывай.
Отдышавшись, Горивит осторожно подполз к нему.
– Да чего рассказывать-то? – заискивающе глядя в глаза, начал он.
– Все по порядку,– парень с отвращением отвернулся от него.– Узнаю, что соврал, придушу.
– Ага, ага,– живо закивал шинкарь.– Плохой год был у нас с жинкой, значит,– заунывно начал он. – Все сукно, что мы закупили на рубахи, пожрала моль, урожай где засох, где повытоптали. Дети голодные, мы сами раздетые, начали мы много браниться. Ясное дело, когда нищета грозит, все бранятся. Решил я тогда супротив ее воли продать всех поросей…
– Так, давай ближе к делу,– не выдержал Хома, которому не давала покоя боль в израненной спине.
– Так я и веду к делу! – засуетился Горивит.– Во всем моя жадность виновата, понимаешь? Говорила мне жинка, что дело нечисто, когда я покупал эту хибару! Больно дешево запросил бывший хозяин. Да еще и радовался, ну чисто как ребенок, когда продал ее мне. А у меня, у дурака, глазищи-то и разгорелись! Всю жизнь мечтал иметь собственный шинок! – запричитал Горивит.– А тут такая удача!
– А пакость эта откуда появилась? – Сплюнув, парень стал оттирать рукавом кровь и пот с лица.
– Она всегда тут была.– Мужик вытащил из кармана шаровар мятый лоскут тряпки и услужливо предложил Хоме: – Давай спину посмотрю?
Бурсак нехотя повернулся.
– Пресвятая Богородица! – Шинкарь перекрестился.– Вот ведь чертяга проклятая! Я в жизнь не подумал бы, что он так на тебя набросится!
– Правда? – угрюмо ухмыльнулся парень, отодвинувшись от шинкаря.– А саблю мою случайно прихватил?!
– Ах, это,– Горивит смутился и, отвязав саблю, передал ее Хоме.– На, возьми. Я и пользоваться-то ею не умею.
Бурсак принял саблю, на всякий случай отодвинув ее подальше от Горивита. Шинкарь тем временем совсем повесил нос. Всхлипнув, он еще раз поглядел на Хомину спину и попросил:
– Прости, что так получилось. Я просто хотел сбежать. Думал, ты станешь новым хозяином, а я смогу уйти,– Горивит еле сдерживался, чтобы не зарыдать. – Видать, не получится так. Проклятый злыдень все чувствует! Он привязан к шинку,– пояснил шинкарь. – Он не может из него выйти, как ты сам, наверное, уже понял.
Бурсак кивнул.
– Почему не сбежал, когда проведал об этом? – спросил Хома. Он почувствовал дурноту и улегся на живот.
– А я не могу,– признался шинкарь.– Мне нельзя отойти от шинка дальше чем на триста шагов.
– Вот оно что,– слушая его, Хома устало закрыл глаза.– А извести тварь не пробовал?
– Да ты что?! – испугался хозяин.– Все знают, что злыдня не извести ни огнем, ни мечом! Чем больше сопротивляешься, тем скорее он сгубит тебя.
Бурсак недоверчиво взглянул на Горивита.
– Вот те крест! – шинкарь перекрестился.– Мне еще моя бабка рассказывала, когда припоминала несчастья, которые в ее времена творила нечисть.
– Тьфу ты! – Хома сплюнул.– И этот про какую-то нечисть!
– А что же это, по-твоему? – с обидой спросил Горивит.
Вспомнив чудище и то, как он вместе с ним перенесся в странное место, Хома задумчиво замолчал.
А вот шинкарь, начав жаловаться, уже не мог остановиться:
– То-то же! – замахал он указательным пальцем, приняв Хомино молчание за согласие.– У меня уже и половины моего здоровья нету! Все,
