Митя, которому очень хотелось есть, зачерпнул ложкой жареной картошки прямо со сковородки, загрузил в рот, схватил с тарелочки сосиску и выбежал из кухни вслед за отцом. Марьяна в изнеможении опустилась на стул, с которого только что встал Влад.
Разве можно так распускаться? Она никогда прежде не позволяла себе такого. Хотя… такого с ней и не случалось прежде… Все равно: семья – это святое! Ее мужчины ни в чем не виноваты. Хорошо хоть Ванечка не видел ее в таком состоянии. Младший сын ходил к репетитору по русскому языку и вот-вот должен был вернуться домой.
Марьяна потерла обеими руками лицо, будто надеясь стереть то, что непременно должно было остаться на нем после взгляда Халаимова. Влад прав. Надо срочно привести себя в порядок. Что-то она совсем расползлась… Но она никогда еще не была в подобной ситуации. А что в такой ситуации делать с Владом? Неужели разводиться? Сейчас Марьяна наконец осознала, что никогда его не любила. Никогда! Она вообще никого и никогда не любила. За ее почти сорокалетнюю жизнь у нее было всего двое мужчин. Женя Федосеев – жалкий статист, которого она использовала в корыстных целях ознакомления с анатомией, мужской и женской, и с которым прошла свой первый секс-курс, и еще Влад. Муж.
Конечно, Марьяна когда-то сама выделила его из всех в институте, но полюбить, похоже, так и не сподобилась. Сначала пыталась вульгарно соблазнить, потом ненавидела за то, что не поддался, и в конце концов добыла его как трофей в изнуряющей и неравной борьбе. Трофей оказался хорошим мужем и отцом, но сейчас это только осложняло дело.
Прежде чем разводиться, надо все как следует взвесить. Во-первых, у них с Тереховым дети. Их никак нельзя сбрасывать со счетов, учитывая, что оба сына обожают отца. Во-вторых, где гарантия, что Халаимов женится на ней? В-третьих, нет гарантии и того, что она захочет за него замуж, когда познакомится с ним поближе. В-четвертых… Это «в-четвертых» было самым скользким моментом… В-четвертых, Владимир Викторович вполне может и не соблазниться ею. Каждый прожитый день работает против нее, ибо не делает ее краше, а только добавляет морщин и седых волос. Кроме того, в налоговой инспекции столько женщин всевозможных возрастов, комплекции, интеллекта и сексапильности, что Марьяна на фоне некоторых может очень даже бледно выглядеть.
Вот если вспомнить хотя бы Эльмирку с Арбениной… Эльмирка – настоящая восточная красавица с миндалевидными вишневыми глазами, угольными ресницами и волосами. К тому же она молода и не против выйти замуж. Новый начальник ей понравился, и она, судя по всему, настроилась на флирт с ним.
По лицу Арбениной никогда сразу не поймешь, что у нее на уме. Может, пока и ничего. Но она тоже моложе Марьяны, и у нее такие волосы, от одного вида которых можно сойти с ума. Или Марьяне просто так кажется, потому что у нее самой с волосами напряженка? А еще Александра разведена. То есть свободна. То есть у нее не будет таких проблем, как у некоторых…
Марьяна дошла в своих размышлениях до того, что вообще-то Халаимов может быть весьма счастливо женат и влюблен в свою жену до умопомрачения, когда в замке заскрежетал ключ. Это возвращался от репетитора пятиклассник Ванечка. Марьяна еще раз потерла лицо руками, стирая с него свои преступные мысли, и пошла встречать сына.
– Я больше не буду ходить к этой крысе! – заявил с порога Ванечка.
– Ваня! Что за выражения? Людмила Ивановна никакая не крыса, а очень красивая женщина.
– Может, и красивая, только крыса! Крыса!! Крыса!!! – выкрикнул Ванечка и разрыдался, уткнувшись в висящую на вешалке Митину куртку.
– По какому случаю вопли? – поинтересовался Влад, выходя в прихожую. За ним выглянул из комнаты и Митя.
– Да вот… – Марьяна развела руками. – Похоже, они опять не поладили с Людмилой Ивановной.
– Да-а-а… – ныл Ванечка, – разве с ней можно пола-а-адить… С ней совершенно невозмо-о-о-жно ла- а-адить, потому что у нее зубы… вот… – Он развернулся к родителям со зверски обнаженными зубами. – Вот такие! Как у крысы! И она ими щелкает! Щелкает!!! Она вот меня загрызет, тогда будете знать! – Мальчик снова принялся рыдать в Митину куртку.
– Что-то ты, брат, сочиняешь, – сказал Влад. – Я сколько раз тебя водил к Людмиле Ивановне и что-то никогда не видел у нее крысиных зубов.
Из куртки вынырнуло красное злое лицо Ванечки.
– Это потому что она при тебе их прячет! – прокричал он. – А как только ты уйдешь, так она их и выставляет!
– Ну, выходит, Людмила Ивановна прямо трансформер какой-то! – расхохотался Митя.
– А ты вообще молчи! – Ванечка налетел на брата и замолотил по его груди маленькими кулачками.
Митя, хохоча, схватил его за запястья, и блокированный Ванечка впал в самую настоящую истерику. Тут уж пришлось вмешаться родителям. Влад разжал руки Мите и затолкал его в комнату, а Марьяна принялась успокаивать Ванечку. Она прижала его к себе, целовала в стриженый теплый затылок и поглаживала вздрагивающую спину. И в этот момент она опять вспомнила о Халаимове. Ее внезапно возникшая страсть к нему может отнять у нее Ванечку. Она не знала, почему так подумала, но очень испугалась и еще сильней прижала к себе сына.
– Знаешь, я думаю, что Ваньке больше не стоит ходить к этой Людмиле, – сказал Влад, когда они с Марьяной уже лежали в постели.
– У него будет «пара» по русскому, – отозвалась она.
– Лучше «пара» по русскому, чем искореженная психика.
– Но у нее нет никаких выдающихся зубов.
– Я знаю. – Влад рассмеялся. – Но Ваньку очень хорошо понимаю. В детском саду я ненавидел няньку Антонину Мелентьевну. Во-первых, потому что никак не мог запомнить ее отчества, во-вторых, потому что от нее пахло кошками, как в нашем подъезде. И я, представь, всем рассказывал, что во время тихого часа она превращается в грязную вонючую кошатину, которая ходит между нашими кроватками и выбирает, кого бы загрызть своими гнилыми зубами. В конце концов я так поверил в эту свою выдумку, что перестал спать в тихий час. Как бы я ни караулил няньку, ни разу так и не увидел, как она превращается в кошку, но готов был драться с каждым, кто посмел бы сказать, что это неправда.
Марьяна тоже улыбнулась и сказала:
– Ладно, пусть не ходит. Может, потом найдем какого-нибудь другого репетитора…
– А может, черт с ними, с репетиторами, а? Мы почему-то учились без всяких репетиторов и ничего…
– Сейчас другое время.
– Ну уж не для русского языка! – возмутился Влад. – С ним особых метаморфоз не должно было произойти. Это тебе не история, которую можно переписывать до бесконечности. Язык вообще все время пытаются упростить…
– Доупрощаются, что великим и могучим один мат останется, – буркнула Марьяна.
– Расскажи-ка мне лучше, Маша, отчего ты сегодня не в духе, – решил сменить тему Терехов.
– Так… не знаю… – ответила она. – Разве у тебя не бывает, что настроение портится неизвестно от чего?
– Я всегда знаю, от чего оно у меня портится.
– А я не всегда. В метро давка… От шубы опять две пуговицы оторвали и все ноги отдавили, сапоги прямо не отчистить… Противно!
– Ерунда все это, Маша… – Терехов навис над женой. Его глаза смотрели ей прямо в душу.
Марьяна испугалась, что Влад сейчас все прочтет по ее глазам, поспешила их прикрыть и тут же почувствовала на своих губах губы мужа. В самый остросладостный момент она чуть не разрыдалась, потому что вместо лица Влада ей почудилось рядом лицо заместителя начальницы налоговой инспекции Ирины Федоровны Волгиной – Владимира Викторовича Халаимова.
Эльмира Тимуровна Фаткуллина по пути с работы домой обошла несколько магазинов, бутиков и два вещевых рынка при станциях метро. Домой она вернулась, отягощенная двумя объемистыми пакетами. Сунув в рот кусок колбасы, чтобы заморить приличного по размерам червячка, который грыз с голодухи ее желудок, она приступила к примерке.
Брючный костюм бутылочного цвета из ткани стрейч сидел как влитой. У пиджака не было ворота, зато был удачный крой. Полы застегивались на одну пуговицу под грудью. Грудь, приподнятая специальным
