Прикрывая нос рукой, Саша прошлась по помещению. Ноги утопали в слое мягкой хлопьевидной пыли, и черные сапоги в одно мгновение сделались грязно-серыми. Возле насквозь прогнивших бочек запах был особенно невыносим. Похоже, что все эти два года в них тухла и разлагалась какая-нибудь атлантическая сельдь особо изысканного пряного посола. Саша вернулась к Терехову и сказала:
– Знаешь, похоже, я не смогу представить здесь никакого петуха, ни бойцового, ни с масляной головушкой. У меня воображения не хватит.
– Ну… ты уж как-нибудь постарайся. – Влад опять улыбнулся ей той смущенной улыбкой, которая Саше так нравилась. – Редко удается получить новое помещение, где есть простор для фантазии. Чаще всего приходится делать конфетку чуть ли не из общественного туалета. Вот смотри, что я тут прикинул.
Влад достал папку с бумагами и вынул кусок ватмановского листа. Саша взглянула на него и опять, как и у себя на кухне, увидела переплетение линий разной толщины и кривизны.
– Я тут ничего не понимаю, – фыркнула она.
– Вот это – периметр зала, – терпеливо начал объяснять он. – Столики я хочу поставить на круглые платформы, будто на бойцовые ринги. Стойка бара будет у стены на более высокой платформе. На стене мне как раз очень нужен петух… Чем-то похожий на твоего огненного… И чем крупнее, тем лучше. Если его хвост изогнуть вот таким образом, – Влад показал на своем листе три крутые дуги, – то бутылки, утопленные в специальных нишах, будут изображать перья. В общем, получится эдакий бутылочный хвост. Еще петухи, поменьше, нужны вот в тех простенках. – Он показал рукой на стену с окнами. – Настоящие, бойцовые, злые, рвущиеся в бой и роняющие оперение…
– Надо делать в три цвета, – сказала вдруг Саша, которая в нагромождении тереховских линий наконец увидела эскиз бара. – В красном, черном и…
– Оранжевом? – предположил Влад.
– Нет. Нужен контрастный – белый! – возразила она.
– Зачем же белый, когда тут бой, кровь!
– Белого будет немного… Так… чуть-чуть… Например, маленькое отлетевшее перышко, пушистое и невинное. А еще белый мазок хорош, чтобы изобразить остекленевший глаз петуха.
– Пожа-а-алуй… – восхищенно протянул Терехов.
– Только… – Голос Саши как-то мгновенно потух. – Здесь не подойдут мои лакированные доски…
– Почему?
– Не знаю… В этом помещении не должно быть блеска, теплоты дерева. Живопись должна быть матовой и, как ты раньше говорил, жесткой. Я даже уже вижу перья… Не такие, как я люблю рисовать, шелковистые, атласные и изгибающиеся… Они должны быть острыми, как мечи и, может быть, даже зазубренными. Тебе, Влад, придется приглашать другого художника. Я, кроме дерева и бумаги, ни на чем никогда не рисовала.
– Здрасте-пожалуйста! А кто рисовал плющ на пластике своих полок?
– Так то пластик… А здесь подошло бы что-нибудь вроде фресок…
– Это письмо по мокрой штукатурке, что ли?
– Да.
– Ерунда! Сделаем!
– Как это? Ты умеешь?
– У меня такой учитель был, закачаешься! Он нам давал и основы письма по сырому. У меня все записано. Я не художник, поэтому использовал эту технику только так, по мелочи. А ты конспект почитаешь и, думаю, все поймешь. Главное, эскизы сделай! Ты ведь теперь все представила, да?
Саша еще раз оглядела захламленное помещение, в котором ей уже виделся шикарный стильный бар, и сказала:
– Знаешь, а столики на платформах можно обнести стойками с толстыми канатами… с такими декоративными узлами, а окна… М-да-м, что ж с окнами-то делать… Это же ужас, а не окна… Какие-то рыбы, крабы…
– А-а, ерунда, – отмахнулся Влад. – Вставим другие стекла – и все дела!
– Но хорошо бы тоже с витражами.
– Как скажешь!
– Нет, вы что, и витражи можете? – удивилась Саша.
– Ну… не настоящие, конечно. Имитацию, но смотреться будут не хуже настоящих. Если бы окна были высоко, можно было бы вообще закосить под готику! А эти окна слишком низко расположены.
– И что? Не понимаю, почему на них нельзя?
– Потому что такие витражи делаются на основе цветных лаков, а их легко повредить. Какой-нибудь урод напьется и начнет выцарапывать на окне всяческие непристойности.
– А как же тогда?
– Можно не лак, а те же акриловые краски использовать, которыми ты свою мебель расписывала. Такое покрытие прочнее, хотя при большом желании и его, конечно, можно испортить. А что тебе видится на окнах?
– Всего лишь по перу. Черному – на красном фоне и, наоборот, красному – на черном.
– И опять кое-где маленькие белые пушинки?
– Точно!
В вонючем полуподвале бывшего рыбного магазина Влад и Саша были почти счастливы. Они взахлеб обсуждали декор помещения, перебивая и дополняя друг друга. Одна идея вырастала из другой, мысль одного продолжалась и развивалась другим. Терехов понимал, что если бы он не познакомился с Сашей и не привез ее сюда, то все, что он придумал, не получило бы такого блестящего завершения и не было бы так гармонично. Александра Арбенина оказалась для него настоящим подарком судьбы – новогодним или рождественским.
Влад присел на край самого чистого ящика в ожидании, пока Саша, закусив от возбуждения губу и на время забыв про тошнотворный запах, что-то писала и зарисовывала в детской тетрадке в клеточку, которую вытащила из сумки. Терехов смотрел на нее и вспоминал ту доску, на которой она изобразила себя обнаженной и аллегорически прекрасной. Влад сразу понял, что у нее есть мужчина, который регулярно видит ее такой. Ему сразу захотелось, говоря высоким штилем, вызвать счастливчика на дуэль, а если по- простому – то хорошенечко набить ему морду.
Саша Владу нравилась. Во-первых, своей непохожестью на Марьяну. Она, в отличие от его жены, была очень женственна. Сашин свитерок вздымала довольно пышная грудь, а джинсы обтягивали не по- современному округлые бедра. Она казалась уютной и очень домашней. Движения Марьяны были резки и угловаты, Сашины – плавно закруглены и изящны. А волосы… Какие у Саши волосы! Когда она резко поворачивалась, тугая блистающая волна описывала глянцевый круг, как в телевизионной рекламе шампуней.
Терехов думал еще и о том, что если бы Марьяну не угораздило влюбиться в зама начальницы налоговой инспекции, то он, Влад, наверное, никогда не обратил бы внимания на Сашу. Они ведь уже встречались на корпоративных вечеринках, но пока жена была ему верна, он всерьез не смотрел на окружающих женщин. Так, иногда отмечал для себя: вот эта вроде бы ничего – и только. Но он ни разу не отметил Сашу! Ее красота была неброской. Но какой же она оказалась волнующей при близком рассмотрении…
Когда Терехов явился к Саше после встречи Нового года в кругу семьи, он старался не задумываться над тем, чем это свидание может закончиться. Он чувствовал, что Саша тоже симпатизирует ему, и просто хотел побыть с ней рядом. Возможно, они выпили бы с ней за Новый год, возможно, еще раз на брудершафт, и поцелуй можно было бы затянуть, а там, глядишь, и… В тот момент он воспринимал себя обманутым мужем, который тоже может себе позволить кое-что, раз уж такова жизнь вообще и их с Марьяной в частности. Расслабившись в объятиях подчиненной собственной жены и таким образом расквитавшись со всеми распутными женщинами скопом, он, возможно, вернулся бы домой и даже, наверное, простил бы Марьяну. С кем не бывает. И на старуху бывает проруха.
Но когда Терехов увидел доску с обнаженной женщиной в цветах и с прильнувшими к ее телу фантастическими зверушками, он сразу понял, что ничего простенького и фривольного у него с Сашей не выйдет. Такую женщину нужно любить или… не трогать… Он выбежал от Саши взбудораженный,
