Она подняла глаза, надеясь увидеть поддержку в лицах своих попутчиков и увидела странное.
Мужчина от толчка свалился на пол, но даже не проснулся. Он валялся на грязном полу лицом вниз и не двигался. Алевтина привстала и беспомощно огляделась по сторонам. Женщины, сидевшей в конце вагона, не было видно. Наверное, перешла в другой вагон, пока Алевтина спала.
Опасливо поднявшись, Алевтина, пытаясь одновременно удерживать в поле зрения и брошенную корзину, и мужчину на полу, приблизилась к разбросавшему ноги и руки попутчику. Его портфель тоже валялся на полу, и оттуда вывалились какие-то вещи, бумаги, и что-то темное, квадратное, откатившееся под лавку.
— Эй, — позвала она, — мужчина! Мужчина, вставайте! У вас вон все валяется! Мужчина, вам плохо?
Она потрясла мужчину за плечо, но он не пошевелился, а тело показалось Алевтине неподатливым и неживым. Нехорошее предчувствие уже шевельнулось у нее в груди, но, не в силах поверить в нечто ужасное, Алевтина вновь затрясла мужчину за плечо, а потом попыталась перевернуть.
Валявшийся на полу мужчина был мертв. Судя по всему, мертв довольно давно. Ткань черного пальто была влажной и мокрой, от впитавшейся крови. Лицо, безвольное, со страшно закатившимися глазами, полуоткрытым, окровавленным ртом, в свете желтоватых фонарей, напоминало оскал мумии.
— И-и-и-и! — запищала Алевтина и бросилась обратно к корзине. Схватив ее, она бросилась было к дверям, но вспомнив о дикой молодежи в соседнем вагоне, остановилась.
«Может, это они его?» — подумала Алевтина.
Спотыкаясь, путаясь в полах пуховика, она побежала к дверям в другом конце вагона. Где-то там, впереди, были еще пассажиры, контролеры, машинист, в конце концов, и, если совсем повезет, охрана.
Добежав до дверей, Алевтина уже протянула к ним руку, но тут ее взгляд вильнул влево.
Женщина, замеченная ею ранее, никуда не уходила. Она полулежала на скамейке, уткнувшись лицом в деревянные плашки, и судя по ее скособоченной позе, вставать явно не собиралась. Не зная, зачем она это делает, Алевтина тронула женщину за плечо, и та завалилась назад, обнажив бледное лицо с вытаращенными глазами.
— И-и-и-и! — заверещала Алевтина и понеслась обратно.
В соседнем вагоне хохотали пьяными голосами. Алевтина остановилась и попятилась. Ей в голову пришла страшная мысль: что если в поезде нет ни одного живого? Почему никто не бежит проверять стоп-кран? Или же все сотрудники охраны, машинист и помощник, наоборот, помчались выяснять причину безобразия, а сюда, в вагон в покойниками, никто не торопится? И что если сейчас сюда войдет убийца?
На стене Алевтина увидела кнопку экстренной связи. Бросив корзину, она подскочила к ней, надавила и заблажила припадочным голосом:
— Убили! Уби-и-и-или…
Из динамиков донесся невнятный вой. Искаженный голос что-то спросил про вагон, но ответить Алевтина не могла, причитая и плача. Затем голос, чертыхнувшись, велел ждать.
Корзина валялась на полу, свекла и картошка перекатывались с места на место, а некоторые корнеплоды откатились прямо к покойнику. Пребывая в каком-то сомнабулистическом состоянии, Алевтина бухнулась на колени и принялась собирать свеклу и картошку. Тело покойника покачивалось, голова болталась на безжизненной шее, словно кивая.
За дверьми послышались строгие голоса, ругающие молодежь. Молодежь огрызалась, но вяло, без энтузиазма. Алевтина подняла с пола последнюю картофелину, запихала в корзину и уже собиралась встать, когда увидела под лавкой темный предмет. Щуря близорукие глаза, она наклонилась ниже, всматриваясь в находку, а затем, оглянувшись на покойника, схватила находку и вороватым движением сунула в корзину, засыпав остатками прошлогоднего урожая. Когда двери вагона открылись и в него ввалились охранник и мужчина в железнодорожной форме, Алевтина бессильно махнула рукой в сторону остывающего трупа.
1.
Утром вьюга, бушевавшая всю ночь, успокоилась. Город встал в многокилометровых пробках. Снегоуборочная техника работала изо всех сил, но ясно было — не справятся. Зима, ветреная блудница, еще не раз могла преподнести сюрпризы, вернувшись со снегопадом даже в марте, да что там в марте — в мае, каждый раз вгоняя городские власти в ступор.
Снег? Как это — снег? В марте? Но мы надеялись, что уже все…
Всё, не всё, но видимо, сглазила чернявая дикторша прогноза погоды, мило щебечущая о циклонах и антициклонах, которые должны были оттащить непогоду куда-то на Дальний Восток. У непогоды оказалось свое мнение. Вот и шарахнула напоследок снегопадом, чтобы знали, кто тут главный.
Лика Крайнова сидела за столом и глядела в окно, вместо того, чтобы заниматься работой.
Что работа? Работа никуда не денется, да и нет ничего срочного. В антикварном салоне вообще не бывает ничего срочного, на то он и антикварный. Пылью времен тут припорошено все: и предметы обихода, и тусклые украшения, хозяева, служащие и посетители. Даже разговаривают тут интимным полушепотом, как в библиотеке или борделе. Что поделать. Раритеты вынуждают к деликатному обращению. Даже странно, что заметив в витрине очередную мятую цацку, посетители не расшаркиваются перед ней в реверансах, как в сказке Кэролла: «Пудинг, это Алиса. Алиса — это Пудинг». Иногда, когда хозяин выбрасывает на витрину что-то более-менее стоящее, у посетителей хищно разгораются глаза, и они торопливо вытаскивают из под полы тугие кошельки. Лика, наблюдая за ними, недоумевала: зачем эта ерунда? Подумаешь, старый орден. Куда его нацепить? На модную вечеринку? Так ведь никто не поверит, что это — не дешевая бижутерия. Оценить такое подвластно лишь знатоку, а много ли их? Другое дело — «пятый» айфон.
Стоило ли учиться пять лет на историческом факультете, чтобы в итоге оказаться в пыльном салоне, описывая всякую ерунду, без дальнейших перспектив на карьеру? Или сидеть в музее, изредка проводя экскурсии для посетителей из провинции, которым на экспонаты плевать, на тебя плевать, а в музей они зашли просто погреться, поскольку до поезда надо убить время, торговые центры исхожены, а на что-то другое нет денег. В музеях сквозняки, в зале, где хранится скелет доисторического человека, водится привидение, то и дело, замечаемое боковым зрением. Вроде нет никого, тишина, и тут — шасть что-то серое из угла в угол. Даже температура там ниже на несколько градусов, никакие обогреватели не спасают. Потому и не любят там сидеть смотрители.
Лика о такой профессии и не мечтала. Отучившись в университете, куда ее запихнула мамочка, преподавать историю в школе даже не попыталась. Это занятие всегда казалось ей отвратительным. Потому на подвернувшуюся вакансию в антикварном салоне, где главным был бывший педагог, согласилась сразу, наивно полагая, что это будет гораздо увлекательнее, таинственнее, как в фильмах об Индиане Джонсе.
Действительность оказалась прозаичнее. Артефактами тут и не пахло. В салоне преобладали недорогие чашки-плошки псевдодинастий, поддельные даже на неискушенный Ликин взгляд, фарфоровые и бронзовые статуэтки, чаще всего оказывающиеся новоделом, монетки и кресты, найденные «черными археологами», медали времен
