Фен перестал жужжать. Ольга высунула в коридор голову, мотнув гребнем челки, торчащим в небеса пикой. Поглядев на серьезное лицо мужа, она догадалась, что он спрашивает не просто так.
— У родителей искали? — деловито спросила она.
— У родителей, дома и у родственников. Но ты точно в городе. К подруге бы поехала?
— К подруге? — эхом переспросила жена и с сомнением добавила: — Да, пожалуй. А я что-то натворила?
— Скорее всего, ты что-то знаешь о своем покойном любовнике и не хочешь это рассказывать.
— А дома у любовника я быть не могу?
— Там жена.
Ольга нырнула обратно в ванную. Зажужжал фен.
— А я богата? — крикнула она.
— Нет, — с сомнением ответил Кирилл. — Ты — среднеобеспеченна, и у тебя дочь четырех лет, которая не ходит в детский сад. Так что подкарауливать тебя у детсадовских ворот у начала смены — дохлый номер. Ты где-то в городе, работаешь визажисткой по вызову.
— Ну, так и закажи меня, — предложила Ольга. — Невесту штукатурить. У нас товар, у вас купец, и все такое. Не могли бы вы, милочка, нарисовать нам стрелочки на глазах и сделать выразительные брови.
— Да пробовали уже, — вздохнул Кирилл. — Девчонки из отдела звонили. Не ведется, зараза.
Девочки из отдела, действительно звонили, но неуловимая Жанна точно чуяла подвох и быстро отказывала. Кириллу ее таинственность не нравилась. То, что Жанна скрывалась, не имея внятного алиби (не на честное слово же четырехлетней девочки ориентироваться!) наводило на нехорошие подозрения.
— Господи, всему тебя учить надо, — рассердилась Ольга. — Найдите ее клиентов, попросите их, пусть они и закажут.
— И клиентов находили, — отмахнулся Кирилл. — Та же история.
— Тогда не знаю, — отмахнулась Ольга. — Но для бабы, которая что-то знает о покойном любовнике, я чего-то чересчур усердно прячусь, особенно учитывая, что навредить ненаглядному я уже не могу. Поищи среди подруг в самом деле. Должны же у нее быть подруги? У всех есть какие-то люди, к которым можно пойти.
— Это у тебя есть, — буркнул Кирилл. — А у нее нет. В школе она пырнула вилкой лучшую подругу за то, что та стала ходить с ее парнем. Ее никто не любит. Даже любовник ее боялся. Боялся и продолжал ездить к ней по вечерам, нагулял дочь, совал деньги. Такая вот странная любовь.
— Может, он мазохист? — предположила Ольга.
— Может быть, — вздохнул Кирилл и неожиданно притянул жену к себе. — Если бы ты пряталась не от ментов, а от меня, куда бы ты пошла?
Ольга осторожно высвободилась, поглядела на мужа с удивлением и подозрительно поинтересовалась:
— Это ты уже не в рамках расследования спрашиваешь?
— Не в рамках.
— А почему бы я от тебя пряталась?
Кирилл разозлился:
— Да откуда я знаю? Может, чего натворила. Или я плохо с тобой обращался. Если вдруг в твоей жизни возникла бы ситуация, что ты, схватив Ваську в охапку, сбежала бы, то куда? Где бы ты пряталась?
— Дурак ты, Миронов, — улыбнулась Ольга и ласково потрепала его по щеке. — Так я тебе и выдала свою нору.
То ли после этого полушутливого разговора с женой в голове прояснилось, то ли оттого, что зуб и в самом деле дал легкую передышку, а может, таблетки подействовали, но после нытья Олжаса, Миронов несколько минут посидел, пялясь на календарь со спортивной машиной, а потом, найдя в записной книжке номер вдовы Панарина, позвонил ей.
— Слушаю вас, — прошелестел бестелесный голос.
— Ирина Витальевна? Это майор Миронов.
Панарина помолчала, а затем ответила все тем же безжизненным голосом:
— Я узнала вас. Чем-то могу быть еще полезна?
Кирилл, чуя неловкость, откашлялся, а затем проблеял неуверенным голосом:
— Мне очень неловко спрашивать об этом у вас, но… Мы никак не можем найти любовницу вашего супруга, Жанну Колчину. Это, конечно, нелепо, спрашивать об этом у вас, но, возможно вы, как супруга, знаете больше о привычках вашего мужа…
Этот вопрос, казалось, развеселил Панарину. Во всяком случае, в трубке послышалось странное квохтанье, словно вдова подавилась смешком, а затем она, чуть более бодрым тоном ответила:
— Для своих рандеву муж давно приобрел квартиру в Красном переулке, и с Жанной периодически они встречались именно там. Если же ее там не окажется, ничем не могу помочь.
То, что Колчина прячется в квартире любовника, стало ясно сразу. Вычислив, какие окна выходят во двор, Кирилл и Олжас долго вглядывались в тьму оконных провалов, пока не уловили синие всполохи. Дома кто-то был, и этот кто-то смотрел телевизор.
Консьержка долго не хотела пускать: ну и что, что полиция? У них дом приличный и никаких сигналов не поступало, она была бы в курсе. На лице суровой бабки лет семидесяти словно чеканными буквами было выведено «КГБ». Мимо такой мышь не проскочит. Дом, всего-то четыре этажа, двухуровневые квартиры, действительно был элитным. Даже на территорию попасть было сложно. Неудивительно, что Жанна окопалась именно тут как в крепости и нисколько не боялась, что ее обнаружат. Не по карману были скромной визажистке такие апартаменты. После того, как консьержка с неохотой впустила полицейских в дом и подтвердила: жиличка дома, Кирилл и Олжас двинулись наверх.
— Как бы бабка ее не предупредила, — озадачился Олжас. — С этой Жалмауз Кемпир станется. Шеф, а ты в курсе, что с такой щекой похож на Траволту?
Миронову очень хотелось дать Олжасу подзатыльник, но он сдержался.
— Разговорчивый какой, — проворчал Кирилл, глядя на скалящегося Устемирова. — Иди уже, Ер-Тостик, посмотрим сейчас, какой ты богатырь.
Лифт был, но подниматься стали по лестнице, застеленной коврами — не дом, чистый мавзолей. Красная ковровая дорожка была подозрительно чистой, хотя — что удивительного? Люди, которые тут живут, по грязным тротуарам не ходят. Из дома в машину, из машины домой, можно вообще не обуваться. Стены, выкрашенные в бледно-бежевый, украшали кашпо с цветами, лианы свисали аж до ступеней, и под ними можно было спрятать слона. Лампы на лестничных клетках были стилизованы под уличные фонари девятнадцатого века, и даже двери — все как одна резные, из тяжелого дерева, в эту стилистику вписывались как нельзя лучше.
— Кучеряво живут, богатеи, — завистливо вздохнул Олжас, видимо, вспомнив, свою однушку. — Какой дом интересный, никогда в таких не был.
Кирилл не ответил. Олжас служил недавно, и в своем родном Петропавловске действительно вряд ли видел такой роскоши, а вот Миронов к ней давно привык и не реагировал. Мало ли куда приходилось приезжать по вызову, особенно на трупы. Смерть везде смерть, одинаково отвратительная и ужасная. Это в кино, разбросав ноги и роскошные волосы, красавицы смотрят стеклянными глазами в небеса, с застывшей хрустальной слезинкой на кончике ресниц. В жизни все прозаичнее и отвратительнее. Покойники валяются в лужах крови и собственных испражнений, с застывшим невыразительным взглядом закатившихся глаз, полуоткрытыми ртами, откуда вываливается синий язык. И даже в роскошных интерьерах труп
