И я вас спрашиваю, куда он мог деться?! Ведь его исчезновение приходится как раз на то самое время, когда ректор Люциан вернул меня из сумеречного мира.
Стойкое ощущение, что это я виновата в пропаже бедного принца, никак не исчезало. Ну зачем, зачем я сказала Люциану, что была не одна?
С другой стороны, не мог же он его убить, в конце концов? Или мог?
При воспоминании о ректоре меня в очередной раз бросило в дрожь. Главу нашего учебного заведения я тоже не видела целую неделю. Но каждый раз на занятиях мне казалось, что я чувствую спиной обжигающий взгляд серых глаз. Конечно, стоило просто обернуться, чтобы понять: это лишь мое больное, разыгравшееся воображение. Какое дело высшему некроманту до простой магианы? Да еще и из крестьян…
Но я не могла приказать мыслям в голове умолкнуть. Они никак не слушались, раз от раза поднимая из ила прошлого яркие, обволакивающие образы. Острые, до боли дерзкие картинки перетекали одна в другую, заставляя меня дорисовывать события, которых никогда не было.
Тихий пронизывающий голос, вызывающий дрожь в каждой клеточке тела. Мраморно-серый взгляд, от которого слова застревали в горле. Губы, которые оказались еще мягче и пьянили еще сильнее, чем я могла себе представить.
Как я решилась поцеловать его? Ректора академии? Это до сих пор не укладывалось в голове. Но даже сейчас помню: желание сделать это было слишком велико. Лихорадочная волна мыслей, полных горячей лавы и в то же время лишенных чего-либо вообще, не давала покоя. Прохладное дыхание мужчины на моей щеке делало воздух вокруг лишь еще жарче. И взгляд… Серый взгляд, темнеющий с каждым мгновением, вспыхивающий голодом и первозданной тьмой. Тьмой, которую зажег мой поцелуй.
Я не могла не чувствовать, как Люциан напрягся всем телом… и не отстранился. Не могла не заметить его замершего дыхания, ставшего через секунду тяжелым и почти рваным. И от этого у меня подгибались ноги, а внутри словно что-то обрывалось, безостановочно падая.
Хотелось дотронуться до него, заставить обнять себя, быть ближе, глубже… Зарываясь пальцами в волосах цвета пепельно-белой стали. И я представляла, как касаюсь ладонями обнаженной груди под его расстегнутой рубашкой. Как он едва заметно вздрагивает, чувствуя мои движения. Как завороженно следит за мной мрачнеющим взглядом.
Но все это было лишь фантазией. Больной, ненормальной, безнадежной фантазией.
Кроме того, в голове все еще звучали холодные слова: «Это место плохо влияет на рассудок…»
Они звенели, не переставая, в моей голове. И как бы мне ни хотелось поверить, что та ночь была дикой, пьянящей, волшебной не только для меня, похоже, я ошибалась.
Я уже немного освоилась с жизнью в ЦИАНИДе, и теперь даже колкие презрительные взгляды высокородной молодежи не слишком задевали мое самолюбие. Да и, честно говоря, одногруппники явно начали ко мне привыкать. Особенно когда разница между нашими социальными положениями еще сильнее размылась в свете неожиданной новости. На следующий же день после моего приезда в академию ввели форму! Для меня это событие стало не просто сюрпризом, а настоящим праздником! Кроме того, форму не нужно было покупать, она выдавалась каждому по списку. В нее входили два платья: легкое летнее из черного шелка с кроваво-красной строчкой и более теплое из насыщенного темно-синего бархата, шитого серебром. Были еще чулки, колготки, туфли, сапоги, плащ и брючный костюм. О смене нарядов можно теперь вообще не думать!
Я практически пела от радости. Конечно, подавляющему большинству магиан это нововведение показалось кощунственным. Как же так, ведь теперь похвастаться новыми нарядами будет совершенно невозможно! Но после того как парочка недовольных схлопотала по выговору от самого ректора, все как один стали молча придерживаться правил. А я таким образом узнала, что господина Люциана боятся здесь как чуму или саму смерть. А может, и сильнее.
В следующий же вечер после того, как нам выдали одежду, я поняла, что внешний вид наряда придется немного изменить. И тут же сбегала на кухню к Мадлене, чтобы попросить у нее нитки с ножницами. Старшая повариха снова мне поулыбалась, выдав все что нужно. А затем, узнав, что я собралась делать, даже добавила отрез дешевого прозрачного сатина и батон колбасы, чтобы работалось веселее.
С такими сокровищами да на радостях я управилась за одну ночь. Сшила хлипенький, но вполне приличный подъюбник, а длину платьев аккуратно подрезала, вернув вниз кружевную бахрому.
Теперь мой наряд отличался от других, хоть и не слишком сильно. Мягкая ткань благодаря подъюбнику слегка топорщилась, создавая небольшой симпатичный конус, выделяя бедра и талию. Подол заканчивался несколько выше, беззастенчиво демонстрируя скрытые прежде колени. А еще в самом низу появился небольшой скрытый кармашек для разного рода мелочей.
Для чего мне все это было нужно? Нет, не для того, чтобы как-то выделиться среди дворянской молодежи. Показать, что я лучше, интереснее и красивее, чем любая высокородная. Совсем не для этого. Мне хотелось думать, что я просто пытаюсь отвлечься, хочу сделать наряд удобнее. Хотя на самом деле где-то в глубине души я просто до стона в груди, до судорожно сжатых пальцев надеялась однажды привлечь один-единственный взгляд серых глаз…
Одногруппницы, когда меня увидели, поворчали, что на мне наряд сидит совсем не так, как на них, но быстро успокоились, не найдя причины «такой вопиющей несправедливости». Оказалось, им всем тоже очень хотелось укоротить «это монашеское безобразие».
К слову сказать, с того раза, когда я случайно подняла какого-то драугра, отношения с девушками у меня не слишком потеплели. Я старалась держаться тише ила, ниже могилы, как тут принято говорить, но иногда замечала, как некоторые магианы поглядывали на меня с опасением. Как будто я — совершеннейший несмышленыш и вообще не понимаю, что делаю.
Это немного обижало. В группе у меня быстро нашлись свои недоброжелатели, и я не видела ничего удивительного в их агрессии. Но была и подружка, которая абсолютно не обращала внимания на мое происхождение, несмотря
