— Я был не прав, — холодно бросил он. И даже краем глаза я видела, что он не смотрит на меня. — Надеюсь, мы решим этот вопрос, не оставив недопонимания.
Его голос звучал сухо, как скрип пера по бумаге. Между нами будто разверзлась пропасть.
И мне не хотелось верить ни единому его слову. Разве может человек полностью измениться всего за каких-нибудь несколько дней?
— Но ты же говорил, что тебе не важно чужое мнение, — вдруг вспомнила я. — Что любая благородная семья Ихордаррина будет счастлива отдать за тебя свою дочь, даже несмотря на разницу в возрасте и ее неоконченное обучение в академии. В какой момент то, что я — магиана, стало проблемой?
Дэйн поднял на меня тяжелый взгляд. Некоторое время мы смотрели друг на друга почти через все пространство кабинета, и воздух словно накалялся от этого внимания.
А потом он ответил, и острота его слов была не хуже, чем у дорогого меча.
— Вы никогда не принадлежали ни к одной благородной семье Ихордаррина, магиана Ирис. Наше социальное положение слишком разное, чтобы предположить возможность длительной связи.
— Что ты имеешь в виду? — выдохнула я, не веря, что слышу именно этот ответ.
Ректор снова несколько секунд молчаливо сверлил меня глазами, прежде чем холодно закончить:
— Это была простая интрижка. Мне жаль, что вы восприняли ее слишком серьезно.
Кажется, в этот момент внутри меня что-то умерло.
— Возвращайтесь к себе, магиана Ирис. Надеюсь, вы не станете долго расстраиваться и сможете приступить к своим занятиям в ближайшее время.
Я опустила голову, отчаянно кусая губы, чтобы не разреветься.
— Не сомневайтесь в этом, — проговорила из последних сил и, развернувшись, вышла из кабинета.
Уже на лестнице я перешла на бег, надеясь, что доберусь до общежития быстрее, чем влага сожжет глаза, и все магиане академии увидят зареванное привидение, мчащееся между этажами.
Уже у себя в комнате я высадила хомяка в единственный оставшийся не поломанным ящик и обессиленно упала на кровать. Леонара за стеной не было и больше не будет. А значит, я наконец совершенно одна.
Когда твоих всхлипов никто не слышит, можно позволить себе маленькую слабость — слезы. Жаль только, что успокоилась я совсем не так скоро, как хотелось бы.
Когда способность соображать вернулась ко мне вместе с высохшими дорожками на щеках, я встала с кровати и пошла в ванную комнату. Хотелось привести себя в порядок и, может, правда сходить на лекцию. Это направило бы мысли в нужное русло и помогло отвлечься.
Но стоило мне раздеться перед массивным зеркалом в ванной комнате, чтобы принять легкий душ, как по спине прошел шквал морозных мурашек. Сердце пропустило удар и оборвалось, падая куда-то вниз.
Из отражения на меня смотрела привычная бледная девушка, по худым плечам которой рассыпался водопад смолисто-черных волос. А в самом центре груди прямо под ключицами сверкали Тьмой тонкие линии странного рисунка. Словно половина магической печати. В идеальный полукруг были вписаны непонятные и неизвестные мне символы, будто кто-то старательно выводил их угольной палочкой.
Только вот рисунок не стирался.
Я схватила мокрую губку, встала под струи воды и стала отчаянно тереть кожу, не понимая, что происходит. Откуда взялись эти буквы?
Страх липкой волной прокатился по позвоночнику. Медленно, но верно в голове начинали всплывать минувшие события: проклятие Дэйна, видение в колодце, черная магия на играх Превосходства, потеря сознания, смерть Эмилии. Печать на моей груди…
Все это не могло быть цепочкой случайностей. Просто не могло.
Тем временем моя паника только усиливалась от того, что темные символы с груди никак не хотели исчезать. Кожа покраснела. Я нервно отбросила губку прочь, тяжело дыша. Все было бесполезно. На груди появилось большое раздраженное пятно, поверх которого еще ярче выступал мрачный рисунок. Теперь казалось, что по венам и капиллярам тек черный яд, просвечивая сквозь тонкую кожу и складываясь в дурной, страшный полумесяц.
Срочно нужно было успокоиться. В таком состоянии ни одна правильная мысль просто не могла прийти в голову.
Я глубоко вздохнула и вышла из ванной. Трясущимися руками натянула комплект формы, состоящий из брюк и рубашки, а затем вышла из комнаты. Пуговицы под горлом застегнула до последней, так что ужасные символы оказались скрыты.
Кажется, моя бледность только усилилась, и теперь в полумраке коридоров меня можно было принять за привидение. Но мне до этого конечно же не было никакого дела.
Я шла по дорожкам между полигонами, изредка поглядывая, как беззаботные магиане отрабатывают ту или иную практику. Казалось, будто ничего не произошло и жизнь в императорской академии течет, как и всегда. Словно не было смерти Эмилии и этих жутких игр. Неужели только у меня складывается впечатление, что мир в одночасье рухнул?
И Дэйн… даже он. Что заставило его разорвать наши отношения? Сказать мне все эти ужасные вещи о неравенстве, о том, что между нами была лишь пустая интрижка? Неужели это и правда так, а все остальное я себе придумала?
Душа болела и обливалась кровью от обиды, глупых разрушенных мечтаний, рассыпавшихся замков. А ведь с этой странной печатью, что вспыхнула у меня на груди, стоило бы пойти именно к нему, к ректору. Но я не могла видеть его. Казалось, грудную клетку разорвет на части, а сердце посыплется оттуда мелкими осколками.
Но тогда кому еще я могу довериться? С кем поделиться? С комендантшей Ром?
Вряд ли. Ей и так теперь известно обо мне слишком многое. А я знаю слишком многое о ней. Вдруг ей придет в голову, что с этими символами я способна навредить Дэйну или кому-нибудь еще? Тогда ее реакция будет непредсказуема.
Следовало сначала разобраться самой, прежде чем отдавать свою жизнь в чужие руки. Снова.
Но внезапно в голову пришла мысль: а что, если эти знаки результат черного колдовства на поле для игр? Ведь прежде-то их не было.
Я ухватилась за эту идею, как за последнюю соломинку, способную вытащить меня из болота.
Размышления отчаянно кружились вокруг неприятных воспоминаний, пока я медленно шла по дорожкам
