– Расскажи, каким он был. Пожалуйста.
Отставший было коврик догнал их и будто бы тоже прислушался.
– Мы с ним познакомились на книжной выставке, я не знал, что он военный… Подружились. А потом, когда перед Катастрофой… Как тебе объяснить?
– Давай по порядку!
– Гм… По порядку, говоришь? Лады, – Дед какое-то время молчал, оживляя в памяти далекий 2013-й. – В том году, когда международная обстановка обострилась, страна впервые за постсоветскую эпоху призвала резервистов на сборы. Приехали не все, но кое-кто обрадовался возможности поторчать какое-то время в «пионерском лагере» без жен и насущных проблем…
Евгений слушал своего воспитателя, и перед его мысленным взором представали картины того, что произошло незадолго до Катаклизма.
Виталик Серов, будущий «Дед», как раз уволился с одной работы, но не устроился на другую, потому он и пошел в «партизаны», как в шутку называли резервистов.
Но увязнуть в пьяном безделье Виталию Максимовичу не позволил «добрый подполковник Женя». Он высоко оценил художественные и музыкальные способности подопечного и выбил Серову синекуру: должность начальника клуба их воинской части. Теперь Евгений понял, почему много лет подряд, уже под землей, на вопрос: «А ты вообще кто такой?» – Дед отвечал: «Начальник клуба», – неизменно, впрочем, вызывая смех.
В тот самый день «добрый подполковник Женя» куда-то делся, а Серов толкался среди кадровых старших офицеров, стесняясь своей измятой полевой формы и капитанских погон.
– К торжественному маршу!
– На одного линейного дистанция!
– Управление прямо!
«Это я тоже – «управление»?» – сам себя спросил Серов и услышал чей-то брезгливый голос из первой шеренги:
– Этого «пиджака» уберите! А то он устроит нам сейчас прохожденьице.
Максимыч двинулся было бочком-бочком мимо пустой гостевой трибуны, проклиная все на свете прохождения вкупе с паркетными войсками, но тут позвонил подполковник:
– Бегом в общежитие! Выводи женщин и детей! Дежурный знает, куда. Начинается!!! На тебя вся надежда. Ты теперь старший. Понял?
Серов рванул в общежитие. У входа его окружили взвинченные женщины, пытающиеся успокоить насмерть перепуганных детей. Дежурный по общежитию сержант объяснил Максимычу, куда их вести.
Серов замешкался, пытаясь точнее сориентироваться, к какому подвалу идти, но сержант понял его замешательство по-своему.
– Товарищ капитан! Снимите меня с поста. Пожалуйста! Под свою ответственность.
У Максимыча не было никакой ответственности, но он разглядел в глазах дежурного смертельный ужас и промямлил:
– Ну ладно.
– Вы не подумайте, что я струсил, – оправдывался сержант, для чего-то запирая двери общежития на все уставные замки. – Зачем мне оставаться? Оружейки тут нет, не казарма же, что тут охранять? А там я пригожусь…
Виталий Максимович молча ждал, когда дежурный закончит бесполезный свой труд. Наконец щелкнул последний, самый верхний замок, сержант аккуратно пропихнул связку ключей в почтовый ящик и, запнувшись, пояснил:
– У меня там… девушка.
Притихшие женщины признали авторитет «партизанского» капитана. Добраться до убежища удалось быстро и без особых происшествий.
«Как экскурсию водить», – подытожил Дед.
Они скрылись за толстыми стенами до того, как город охватила паника.
Истошно, надрывно взвыли сирены, и привычный мир разломился на «до» и «после».
Серов последний раз в жизни курил, нервно вышагивая у входа, а по улицам метались растерянные люди. В панике они то бросались бежать неизвестно куда, то останавливались, беспомощно осматриваясь по сторонам.
Многие несли в руках до смешного нелепые предметы: папку с документами, шкатулку, шубу…
Мимо промчалась растрепанная женщина, прижимающая к груди девочку лет пяти. Девочка смотрела прямо и сурово, точно таким же материнским жестом прижимая к груди куклу в чем-то розовом.
Кое-кто догадывался о назначении места, в которое ведет глубоко утопленная в бетон дверь, просился внутрь. Максимыч малодушно впускал всех.
С противоположной стороны улицы остановились два закамуфлированных армейских грузовика с КУНГами[1], вылизанными, как палуба космического корабля. Оттуда выпрыгнули несколько офицеров. Виталик выдохнул, когда увидел среди них «доброго подполковника Женю». Тот тоже увидел Серова, остановился, глаза в глаза глядя через запруженную улицу, и достал телефон.
– У нас тут в грузовиках… – донесся из трубки четкий баритон, и это было последнее, что услышал от него Максимыч.
Первый ядерный взрыв вспыхнул за спиной. Здание над бомбоубежищем заслонило Серова, но на другой стороне улицы люди мгновенно ослепли. Виталий Максимыч увидел, как они синхронно поднесли руки к глазам, а через мгновение взрывная волна скомкала их и ударила в опрокинутые грузовики. Серов рыбкой нырнул внутрь убежища за мгновение до того, как здание над ним рухнуло, накрывая сотнями тонн раскрошенного камня улицу, вход, трупы людей и грузовики.
…Виталий Максимович оказался плохим вождем, слишком мягким и безынициативным.
Вот и вышло, что лидером стал сержант. Именно он организовал жизнь в первые, самые сложные дни: следил за выдачей воды и продуктов, навел порядок и наладил круглосуточную охрану склада – от греха подальше. Через два месяца он же нашел проход из убежища в метро и организовал переселение, без малейшего сожаления покинув построенное в прошлом веке бомбоубежище, которое хорошо защищало от «юнкерсов», но плохо – от радиации. Сергеич же нашел НЗ и оружие, сколотил группу поддержки и возглавил то, что пацаны называли «станцией».
Всякое случалось за те два десятилетия, пока метро боролось за выживание. Их Баррикадная крутилась между богатой Ганзой и фашистами, успела стать членом аморфного альянса «Конфедерация 1905 года», нашла в себе силы открыть школу и прославилась больницей.
Глава станции правил железной рукой, не чураясь ни несправедливости, ни жестокости, Серов, желавший остаться «чистеньким», в чем не раз упрекал его брезгливо Сергеич, жил отшельником, должностей не занимал. Он нянчил маленького Женю, заработал прозвище «Дед», ловил крыс и продавал их тем, кому не хватало патронов на свиней, импортируемых с более удачливых станций.
Несмотря на презрение, Сергеич остался благодарен Максимычу за спасение и за то, что тот за долгие годы ни разу не напомнил ему об эпизоде снятия с поста, никогда ни о чем не просил и довольствовался автоматом, который получил от сержанта в тот самый день…
Сейчас старый добрый АК-47 сжимал в руках Евгений.
Рассказанная Дедом история на время вернула Женю в убежище, где прожил он столько лет, чувствуя себя частью общества. Но убежище они покинули и шли теперь по зараженной радиацией поверхности неизвестно куда.
Следовало привыкать к способностям, которые подталкивали к нему обреченных зверей. Твари прекращали сопротивляться при виде Жени и принимали смерть как милосердие, что было так же странно, как и непонятное слово «мизерикордия». Парень собирался было подробнее расспросить Деда, что оно обозначает, но отложил на потом, потому что ему в голову пришла другая идея.
– Деда, давай покопаем здесь? А? Интересно же, что в грузовиках было.
Максимыч посмотрел на серое небо, но понять, какое сейчас время суток, не смог.
– Стремно что-то, нам бы укрытие до рассвета найти. И ты вес бетона себе представляешь? Ты
