– Ну что же, – пробурчал Дин. – Во всяком случае, я рад, что среди наших горлохватов и ухорезов появился ученый профессор… Как я понимаю, вы предлагаете мне заговор. Недурно. Но я, вообще-то, служу в группе «Эхо»…
– Простите за банальность, но уже нет, – ответил Скиф. – Вы служите у меня, и, между прочим, ваша «Эхо» тоже теперь подчиняется мне, хотя в ближайшее время я не собираюсь ее использовать. Можете передать это жене, вероятно, она обрадуется. Но для вас лично спецназ временно закончился… Да, между прочим, у вас под этим балахоном целый арсенал – избавьтесь от него. В кругах, где нам предстоит вращаться, строгие нравы, там такого никто не потерпит. Оставьте один «танфолио», этого вполне достаточно, в случае серьезной переделки сколько угодно оружия будет валяться под ногами… Это одно. Второе – никакого заговора я вам не предлагаю. Я предлагаю лишь более внимательно смотреть по сторонам и работать с открытыми глазами.
До той поры Диноэл был тем, что можно назвать технологом Контакта. Скиф открыл для него науку, и самое главное – ввел его в политику, за те плотно закрытые двери, за которыми эта самая наука в компании денег и власти решает судьбы мира.
Конец интерлюдии.
Первый брак Диноэла продолжался в общей сложности (случались, естественно, скандальные перерывы) чуть более четырех лет и угас как-то сам собой, без особенных взрывов и потрясений. Дело в том, что представления о семейной жизни были у Франчески достаточно сумбурные: ура, мы вместе, и рука об руку, side by side, skin to skin вперед, к новым приключениям! После приключений – безудержная гулянка, после – подготовка к следующему заходу, снова искросыпительные налеты, походы, спасения, все на волоске, не было бы жизни – нечем было бы рискнуть, выкладываемся по полной, а дальше – вновь гулянка в кругу братьев по крови, оружию и еще не разбери-поймешь чему. «Для настоящих людей, – втолковывала она Диноэлу, – не существует обстоятельств». Надо заметить, что уже в те времена эта догма вызывала у Дина большие сомнения.
* * *Здесь, наверное, самое время сказать, что хотя и в жестких границах (десятидневный карантин после очередной командировки, отпуск и так далее), но пили в группе «Эхо» по-страшному. И не только пили, но и кололись, и еще не знаю что, и начальство прекрасно об этом знало, но по возможности старалось не замечать.
Не стану рассказывать о конфликтах с мыслящими грибами, хищными минералами и прочее – таких рассказов хватает и без меня. Человеческий разум, оказавшись в условиях, на которые он никогда рассчитан не был, в местах, где время и пространство вытворяют такое, что никаким усилием в голове не уложишь, уже начинает сбоить и глючить сам по себе – галлюцинации и неврозы космонавтов сопровождали уже самые первые шаги человечества во Внеземелье. Но этого мало – Контактерский спецназ действовал в ситуациях, где всевозможная чертовщина зашкаливала до экстрима, где сплошь и рядом шла настоящая война. Для самой закаленной психики тяжкое испытание, когда и без того жуткая смерть твоего товарища превращает его в кошмарного монстра, которого тебе уже самому приходится убивать снова и снова, бессчетное число раз, и ты уже перестаешь понимать, что это – реальность, дурной сон или бред. Старину Слая, вернее, то, чем он стал, Дину удалось собственноручно пристрелить лишь с двенадцатого раза. Первичный отсев в группе «Эхо» составлял примерно восемьдесят шесть процентов, и всем было прекрасно известно, что нормальных тут не держат. Выживал не тот, кто мог справиться со своими психозами – справиться с ними невозможно, не помогали никакие медицинские ухищрения, – а тот, кто научился с ними жить.
Средств не думать о чем-то во все времена и у всех народов было изобретено достаточно, и товарищи Диноэла – кто тайно, кто не очень, – не скупясь, размачивали рога химерам своего сознания и подсознания всей существовавшей на тот день химией, помня, что в состоянии бревна и близких к нему стадиях никакие сны и видения тебе не страшны.
* * *Несмотря на то что вся история с Франческой, ее феерическими чудесами характера и нравоучениями давно превратилась для Диноэла в полузабытый детский аттракцион бледных теней, на его мировоззрение это знакомство оказало довольно серьезное влияние. В его крови прочно засел вирус кочевой жизни, желания заглянуть за горизонт, побывать там, где нас нет. С наркотиком этой страсти он впоследствии боролся, как мог, и все-таки ничего не мог поделать. Вторым немаловажным следствием стало то, что его приобщение к Контакту началось с темной стороны этой силы, с приоритета важности дела над законностью в критические моменты и попустительством начальства, сознательно глядящего сквозь пальцы на предосудительность и щепетильность ситуации. В результате у Дина на всю оставшуюся жизнь утвердился сугубо кастовый взгляд на окружающий мир и его проблемы: есть мы, то есть полевики СиАй, и есть все остальные. Другими словами, есть свои, какие бы они ни были, и прочие – они чужие, несмотря на все их доблести и правоту.
Неизвестно, точно ли эти истины и в какой форме вдалбливала их Франческа в голову Диноэла, но через два года брака она уверилась, что ее ученик в совершенстве превзошел жизненную науку. И напрасно. Именно в это время Дин начал стремительно взрослеть, и в его жизни как раз и начали возникать те самые обстоятельства, которые Франческа упорно не желала признавать. Много лет спустя в разговоре с Олбэни Корнуольским Диноэл скажет: «Нас обоих жены пытались воспитывать и ушли от нас потому, что ничего не получилось». Правда, в случае с Олбэни речь шла об одной и той же даме. А в ту далекую довоенную пору Дину впервые захотелось настоящего домашнего очага и настоящей семьи.
Однако крутой, неистовый нрав Франчески мало подходил для семейной идиллии, да и о домашнем уюте она имела лишь довольно смутные догадки – их коттедж так и не стал любовным гнездышком, зато все больше и больше напоминал арену боевых действий. Впрочем, она временами честно пыталась как-то соответствовать положению хранительницы домашнего очага – например, в целях создания интерьера ободрала старинный лак с доставшейся неведомо от кого в наследство тумбочки на высокой ножке, загубив, по сути, антикварную вещь. Кроме того, облив клеем пару цветочных горшков, накрутила на них лохматый шпагат, и после всех этих усилий решила, что вот
