— Да, — ответил я, — Шура попал к нему в лапы.
— Не могу в это поверить.
— Шура и меня пытался заманить, использовал как переводчика. Я поднимался на борт английского корабля, где он покупал наркотики.
Дядя Сеня отвернулся от меня и посмотрел в окно. Он наблюдал за маленьким ребенком, шагающим по бревну. Мальчик пошатнулся и упал. Дядя Сеня снова обратился ко мне:
— Думаю, ты ошибаешься, Максим. Шура работает на меня.
— Конечно, он передает сообщения с кораблей и от торговцев и следит за разгрузкой. Но все остальное время проводит с ворами и проститутками. Есть такое место, называется «У Эзо». Еврейский кабак. Возможно, вы слышали о нем?
— Я не часто хожу по кабакам в Слободке.
— Это ужасное место. Шура попал в плохую компанию и пытался втянуть туда меня. Я отказался, и теперь он злится.
— Вы поссорились?
— Я сказал, что он ведет дурную жизнь.
— Он молодой бездельник. Такой же, как и ты.
— Есть разница, Семен Иосифович, между бездельником и преступником.
— И молодые люди не всегда ее замечают. — Он взмахнул рукой.
Я был разочарован.
— Мне кажется, что Шуру надо отослать из Одессы.
— И куда? В Сибирь? — язвительно произнес он.
— Возможно, отправить в плаванье. Это пошло бы ему на пользу, научило бы чему–нибудь.
— Он просил тебя поговорить со мной об этом?
— Вовсе нет. — Шура ни за что не захотел бы уехать из Одессы, от Кати. А если бы его отослали, я заполучил бы обеих девушек. Открыв коробку с пауками, Катя не поймет, что она от меня. Я мог продолжать с того места, на котором мы остановились. Предложение отправить Шуру в плаванье возникло как будто по наитию.
— Шура — тот еще моряк. К тому же идет война… — Дядя Сеня вновь зажег свою сигару.
— Думаю, он сможет научиться.
— Ты сказал ему, что пойдешь ко мне?
— Нет, Семен Иосифович.
— Возможно, ты поступил бы по–мужски, сказав ему?
— Нужно, чтобы с ним поговорил старший.
— И ты ни с кем из взрослых это не обсуждал?
— Только с вами.
— Я поговорю с Александром. Но ты должен держать это в секрете, Максим.
— Чтобы не было семейного скандала?
— Именно.
Он вздохнул. Возможно, обрадовался, что по крайней мере один из младших членов семейства оказался честен.
— Тебе лучше уйти, Максим. Если увидишь Шуру, попроси его зайти ко мне.
— Попрошу, Семен Иосифович.
Не прошло и часа, как я спустился вниз, чтобы подыскать упаковочную бумагу для подарка Кате, и увидел, что Шура вернулся и прошел в дверь, соединявшую контору дяди Сени с домом. Я был в этом помещении лишь однажды: темное дерево и маленькие окна, столы из дуба и красного дерева с медной отделкой, служащие, сидящие за ними, вероятно, с пушкинских времен. Я удивился, почему это Шура отправился в контору, а не в кабинет.
Я замер, следя за дверью, но Шура больше не появлялся. Я решил, что он вышел через другую дверь.
Будучи довольным собой, я отправился к тете Жене за цветной бумагой. Она вручила мне лист, дала ножницы и ленту и попросила не беспокоить дядю Сеню, если я его увижу. Он был в необычайно мрачном настроении.
— Это связано с Шурой?
Она пожала плечами:
— Возможно. Он, кажется, и тобой не слишком доволен. Ты что–нибудь натворил?
— Ничего, тетя Женя.
Я вернулся к себе в комнату, немного озадаченный, и занялся упаковкой подарка. Потом позвал Ванду и спросил, можно ли нанять одного из уличных мальчишек отнести пакет в Слободку. Она пообещала узнать. Я поставил на пакете инициалы Кати и ее польскую фамилию — кажется, она звучала как Граббиц.
— Для кого этот подарок? — спросила Ванда. — Он очень красивый.
Я поцеловал ее.
— Не думай, это не для возлюбленной. Он для моего друга, перед которым у меня должок.
Взяв несколько копеек, она забрала коробку. Вернувшись, Ванда сказала, что один из уличных пострелят с площади согласился ее отнести. Теперь, если Катя спросит, кто дал мальчику коробку, он ответит, что это Ванда, а я буду ни при чем.
Мы с Вандой занимались любовью — но очень недолго. Я в самом деле был не в настроении, раздумывал, что же случилось с Шурой. Учитывая, как удачно все складывалось, он мог сесть на первый же корабль, отправлявшийся из Карантинной бухты.
Я попросил Ванду оставить меня в покое на полчаса и уже потянулся к ящику, где держал свой кокаин, как дверь бесшумно открылась и тотчас закрылась. Я ожидал увидеть Ванду. К моему ужасу, это оказался Шура. Он ухмылялся и выглядел угрожающе. Кузен снял галстук и рубашку и надел крестьянскую рубаху со шнурком у ворота, обмотал вокруг шеи яркий плотный шарф; сверху набросил шубу, истертую до дыр. В руке держал треух. Выглядел он почти что жалко.
— Ты мелкий стукач, — произнес он. — Глупый, тупой мелкий киевский золотарь. Ты же ничего не видел. Какой же я жулик? Это просто смешно. Дядя Сеня — вот кто самый настоящий жулик.
Мне эти революционные доводы были хорошо знакомы.
— Капитализм — не преступление.
— Неужели? Что же, твой план провалился. Меня не отошлют на галеры. Мне просто придется быть поосторожнее, чтобы мелкие зеленые ябеды не увидели ничего лишнего.
— Так сказал дядя Сеня?
— Не совсем. Но смысл именно таков.
— Не могу в это поверить.
— Как хочешь. Я думал, что мы были друзьями, Макс.
Шура говорил так, будто я предал его! Сейчас я вспоминаю его с теплотой и давно простил, но в тот момент Шура, считавший себя жертвой, был почти смешон. Я улыбнулся:
— Шура, это ведь ты разрушил нашу дружбу.
— Ты идиот. Я спал с Катей еще до того, как ты здесь появился. Я
