Тварь зарычала и, припав к бетонному полу жирным брюхом, уставилась на Элеум злобным взглядом налитых кровью глаз.
— Ну и дурак, — покачала головой наемница и, украдкой покосившись на моргнувшую приветливым зеленым цветом лампочку заряда игломета, растянула губы в ухмылке.
ПРИМЕЧАНИЯ
95 — Грубое смешение генома животного и человека. Действительно, очень просто, дешево и сердито. Никаких вирусов архитекторов, никакого нано. Просто генная инженерия и выращивание гомункулов в искусственной среде.
96 — Так называемая «Мусорная ДНК» составляет около 98 процентов генов у человека. Согласно непроверенным гипотезам, выполняет стабилизирующую функцию для кодируемой части генома.
97- В генетике — последовательность нуклеотидов ДНК, узнаваемая РНК-полимеразой как стартовая площадка для начала специфической или осмысленной транскрипции.
Глава 16. Иглы и зубы
Я перевел ее из медблока в карцер. Регенерация просто невероятная, но есть вещи, которые так просто не починишь. Переломы срослись, ожоги почти сошли, но у меня такое ощущение, что в ней что-то сломалось. Она не разговаривает. Даже со мной. Только смотрит в одну точку и бормочет один и тот же куплет старой довоенной колыбельной. В том поселке… Капрал Васкес мне все рассказал. Она брала у него лекарства. Обменивала на тот хлам, что тащила из пустоши. Якобы для себя, чтобы убить боль, но капрал всегда был въедливым сукиным сыном. Три сестры — место мира. Что-то среднее между храмом и базаром. А еще там лучшие знахари, поэтому многие кланы везут туда баб. Рожать… Даже меня от этой новости пробрало… Так что, она в карцере. А Васкез колет ей лошадиные дозы транквилизаторов…
Господи, как же я ненавижу это место. Отбой.
Из сообщения 14.7/29-301. Ст. Паладин Ваймс.
Архив операции «Пески»
— Тридцать, — затряс жиденькой бороденкой тощий мосластый старик и, кинув вороватый взгляд в сторону прошедшего мимо, о чем-то увлеченно спорящего отряда тяжеловооруженных наемников, расплылся в широкой редкозубой ухмылке. — Тридцать и ни серебряком меньше. — Повторил он, и упрямо наклонив голову, потянул к себе развернутый на прилавке старый стёганый плед. — Не берёшь, девка, я тебя не неволю. Базар большой, ищи дешевле.
— Старче, да этой дряни в базарный день цена — пятерка, — покачав головой, не торопясь отпускать другой край одеяла, проворковала Шип и, широко улыбнувшись, положила свободную руку на пистолет. — Ты что, обмануть меня хочешь?
— Кому дрянь, а кому сокровище, — несколько неуверенно протянул слегка побледневший торговец и, воровато глянув на небрежно оттертую от крови, крепко сжимающую ткань длань женщины, ослабил хватку. — Бога-то, побойся.
Ухмылка Веруки стала еще выразительней. Женщина давно заметила, чем шире и искренней она улыбается, тем больше её боятся. Было ли в этом виновато лицо, покрытое шрамами и застарелыми следами ожогов лицо, или всё дело было во взгляде, Шип не знала. Да и не особо задумывалась. От рынка осталась хорошо, если половина. Да и ассортимент изменился. На смену бензиновых и дизельных генераторов, колючей проволоки, семян растений и прочих атрибутов мирной жизни пришли оружие, консервы и медикаменты. Нет, конечно, «большая тройка» на базаре присутствовала всегда, но заметно это стало почему-то именно сейчас.
— Бога? — Невесело рассмеялась Шип и, сплюнув под ноги, придавила торговца тяжелым взглядом. — Так Его, как раз, за тридцатку-то и продали, если я правильно помню. — Неожиданно наклонившись к старику, женщина прищурилась. — А не ты ли это сделал, старче, а?
— Что? — Испуганно отшатнулся, окончательно отпуская свой товар продавец.
— Ну, Распятого за горсть серебра подставил. — Расхохоталась Верука и, свернув плед с довольным видом закинула его на плечо. — Возрастом-то, подходишь… — Шип хмыкнула.
Этот старик просто идиот. Похоже, принял её за одну из Стаи. Да и черт с ним. Как и с его одеялом. Несколько старых протертых отчаянно пахнущих пылью и плесенью слоев ткани нужны были ей не больше, чем снайперская винтовка слепому, но рынок был отличной возможностью обрубить возможные хвосты. Да и послушать, что творится в городе, не помешает. За последние полдня Бойня разительно изменилась, и женщине это совершенно не нравилось. На улице стало намного больше людей с пушками. Конечно, ходить с оружием по улицам было не запрещено, хочешь хоть противотанковую пушку на горбу таскай, но обычно большинство местных, даже шерифы предпочитали ограничиваться пистолетами, револьверами или, в крайнем случае, обрезами, а сейчас и минуты не проходило, чтобы взгляд Веруки не натыкался на группы с ног до головы запакованных в броню тяжеловооруженных людей. Это был плохой признак. Особенно женщину нервировали то и дело мелькавшие на перекрестках пятерки крепких мужчин и женщин в одинаковой черной форме из баллистической ткани с вышитой на руках «омегой». Наемники легендарного Аладдина имели достаточно зловещую репутацию. И… её могли узнать.
— Да ты… да, ты что… — Залепетал торговец и, запустив сухую ладошку за пазуху, продемонстрировал наемнице массивный серебряный крест. — Вот, гляди, нехристь. Это мне от отца ещё осталось. Он Черные года пережил, а ты такое… Да, если бы… Да, тебя бы на кол уже посадили…
— В Доброй книге, вроде, написано, что, когда по морде бьют, надо вторую щеку подставлять, а они — сразу на кол. Десятка, пердун старый, больше не дам. — Лениво протянула Верука и, покопавшись в висящем на поясе кошельке, бросила на прилавок несколько серебряных чешуек.
— Да, ты за кого меня держишь? Я тебе, что, лох? Да этот плед… — Начал было возмущенную отповедь продавец, но неожиданно остановившись посредине фразы, обреченно махнул рукой. — Чирик, так чирик. Только ты, это… — Бросив короткий взгляд по сторонам, старик вздохнул. — Если твои дружки нас, всё-таки, к ногтю… — Заговорщически зашептал он. — Слово за меня замолвишь? Я, это… не молодой, конечно, но тоже много чего умею. Кроить, шить, плотничать, — старик задумался, — воду таскать могу, двор мести, на полях работать, еду готовить, двигатель у машины починить, если по мелочи. Ты не смотри, я крепкий.
— А человечину тоже кушать умеешь? — С любопытством склонив голову набок, Шип проводила пристальным взглядом прошедшую мимо группку подозрительного вида татуированных мужиков, и вопросительно уставилась на торговца.
— Человечину… — Огромный выпирающий из тощей морщинистой шеи кадык старика судорожно дернулся. — Буду… — Отвел глаза продавец. — Надо будет — кишки сырые с дерьмом пополам буду жрать. Только, чтоб не мучили…
— Ну, тогда скажу за тебя слово. Только ты, это, старче, зубы подточи. А то, если будешь плохо мясо своими пеньками рвать, меня слушать не станут, сразу в котел определят. А наточишь, сподручней будет. Вот так-то. — Снова продемонстрировав торговцу желтые, кривоватые зубы, Шип хихикнула. — А теперь тащи остальные.
— Остальные? — Нахмурился старик.
— Глаза разуй. Здесь. Полтиник. — Постучала ногтем по серебру женщина. — Значит, с тебя ещё четыре одеяла… И ещё, это… Тряпки разные, там, обрывки и тому подобное есть? Только, чтоб чистые.
— Есть, по серебряку за… — в
