Джон поднимает ладонь, и мелкие комочки белого святого огня окружают душу, отгоняя от неё демонов. Тело смертного брошено у каменной стены, и потихоньку на тротуар стекает кровь. К утру её здесь натечет целая лужа. Очередная преждевременная смерть, будь она неладна.
Будь здесь серафимы защитники, они бы не обратили внимания на душу, они бы бросились в погоню, их дело — ловля демонов, а дело Джона сейчас — сбор душ. Поэтому он пользуется силой исключительно для защиты.
Склоняется над телом, опускает ему на сердце очередной шар, и нити души тут же впиваются в гладкое стекло, концентрируясь в одном месте. Только после этого Джон складывает ладони и опускает голову, отдавая дань уважения угасшей смертной жизни.
Ангелы-сборщики ходят по парам. Для безопасности. Один читает молитву, второй прикрывает спину. Джон ходит один. И не потому, что так не любит других сборщиков, и не потому, что очень ценит уединение, просто совершенно неэффективно отвлекать другого работника, когда он может защитить себя самостоятельно.
Не всех демонов можно отпугнуть простым сиянием крыльев. Когда из тени позади Джона выскальзывает очередное рогатое отродье — серафим даже не прерывает молитву. Нельзя проявлять такое неуважение к человеческой душе перед тем, как она окажется в Чистилище.
Демон кажется неопытным и зеленым, что даже удивительно — при его-то количестве демонических атрибутов — и зубы хищника при нем, и пальцы уже вытянулись до демонических, практически птичьих когтистых лап. Отродий при распятии селят на окраине Холма Исчадий. Тем удивительней, что такой сильный демон не знает Джона и сейчас не улепетывает без оглядки. Впрочем, в отличие от обитателей Чистилища, демоны в своих передвижениях не ограничиваются и в принципе — часто мигрируют. Вот нет бы Хартману в свое время мигрировать. И был бы он головной болью совершенно других Орудий Небес, других серафимов. Но скорей всего… не получил бы помилования. Лондонский исправительный конфедерат славится своими очень вольными взглядами и мягкими нравами. Миссию милосердия — и ту поддерживали не все английские конфедераты. Многие считали, что облегчать демонам долю противоречит воле Небес, обрушивающих на их головы свое недовольство их грехами.
Отродье крадется из Тени медленно, думает, что его не слышат. Джон слышит. Он сосредоточен настолько, что сейчас слышит даже как ворочает головой сова на ветвях ивы, будто в рыданиях склонившейся над убитым. Когда демон наконец отваживается на прыжок — он же не должен дотянуть с нападением до конца молитвы, — Джон окутывает крыло белым огнем и хлещет им демона наотмашь. Кстати, вполне действенный метод самообороны ангела — даже без призыва святого огня, но у Джона по объективным причинам эффективно получается только с ним.
Демона отбрасывает в сторону, оглушает обжигающей болью святого пламени. Пока его противник пытается подняться — тщетно, количество ожогов очень велико, — Джон успевает закончить молитву. Встает на ноги, поднимая с груди погибшего шар с его душой, поворачивается к отродью.
— Новенький? — спокойно интересуется Джон, пока демон, скуля, пытается оклематься. — Давно в городе?
Отродье рычит, не желая отвечать. Ну, что ж…
Джон вычитывает экзорцизм, окружив демона кольцом святого огня, без особой душевной дрожи наблюдая, как тот пытается вырваться из плена пламени, но вновь и вновь, обжигаясь, падает на землю.
Для демонов такого рода экзорцизм кажется наказанием. Насмешкой. Ведь сейчас Джон сознательно ослабляет демона, и в ближайшие несколько дней это конкретное отродье скорей всего будет проигрывать другим демонам в драках за души. На деле же это рука помощи, вычерпывающая из души несколько ковшей греховного голода. Блокирующая искушающие обостренные чувства. На время прижигающая раны, оставленные на человеческой душе.
Джон часто сочувствует демонам. Ему даже слишком знакомо ощущение жажды, жажды преступления запрета, упоительное ощущение свободы, когда даешь себе волю. Слишком жестоко давать людям бессмертие, пусть даже в Чистилище, оставляя при них их прошлое. Память, горькая память становится душевной пустотой, а пустоту всегда нестерпимо хочется заполнить.
Триумвират регулярно напоминает Джону, что он не прав, что в первую очередь демонам всегда дается шанс — многие шансы, до того как демонических меток на грешной душе становится слишком много, у неё всегда есть шанс спохватиться. Демоны становятся врагами небес лишь тогда, когда сами покидают чистилище, бросаются в смертный мир в поисках силы, охоты и сильных чувств. Когда сознательно отказываются бороться с собой.
Когда Джон возвращается в Чистилище, все проходит довольно рутинно. Сдает шары с душами дежурному инструктору, и тот уносит их в отдел материализации. Там души выпустят из шаров, и они оформятся телесно. Джон часто делает это сам, ему нравится наблюдать за тем, как души из тонких сияющих белых нитей материализуют для Чистилища форму своего тела, но сегодня он чувствует себя слишком уставшим для этого. Два экзорцизма за одни сутки сказываются, все-таки взывать к человеческому в душах довольно сложно. Однако в кабинете на столе — чертов Хартман, теперь, кажется, нужно стол менять — лежит одна четвертинка белого листа, и изящным почерком Артура Пейтона на ней выведено «Зайди ко мне». Артуру даже подписываться не надо.
Могли бы вызвать через знак, но решили не отвлекать и попросту дождаться.
В кабинете Артура не только он сам, здесь собрался весь Триумвират. Анджела что-то читает, устроившись в кресле у книжной полки, Кхатон устало дремлет на кушетке, такая вполне привычная картина. Так Триумвират обычно и дожидается тех, кто ему нужен. Джону хочется развернуть плечи, чтобы выглядеть чуточку бодрее, но он напоминает себе, что это необязательно. Необязательно казаться кому-то кем-то, тем более Триумвирату. Они слишком давно знакомы, чтобы им было важно — кажется ли Джон сейчас бравым оловянным солдатиком, или все, что он хочет, — это наконец поужинать и заблудиться в одеяле.
— У меня была ночная смена, — устало произносит Джон, — поэтому если можно, господа, давайте разрешим ваши вопросы скорее.
— Да, разумеется, — Анджела откладывает книгу, выпрямляется, перетекая из домашней уютной позы в деловую. Она делает это плавно, в отличие от того же Кхатона, который садится весьма резко. Интересно, Кхатон вообще умеет расслабляться? Или так и существует — забываясь в полудреме, вечно напряженный как струна.
— Как там Хартман? — без личных предисловий интересуется Артур. На его столе — выписка о текущем состоянии счета Хартмана, там наверняка отражен сегодняшний экзорцизм.
— Общая динамика лично меня обнадеживает, — Джон пожимает плечами, проходит, садится рядом с Кхатоном. Можно было бы дождаться приглашения, но эта черта стерта давно. Он здесь свой. Практически свой.
— Я бы сказала — напротив, — замечает Анджела, — ежедневные экзорцизмы… Частые греховные порывы. Даже после прогрева на верхнем слое. Джонни, ты не заметил разве, что
