24 мая прошли Танжер, и еще на запад. Дальше — действуем по "плану Б", как с товарищем Басистым, держащим флаг на "Ворошилове" обусловлено. Короткий обмен условными сигналами по ГАС — и два эсминца, "Сообразительный" и "Способный", устремляются вперед, разгоняясь до тридцати узлов. А мы за ними, на глубине — будет Сирый снова ворчать, что корпус и машины нагружаем, ресурс расходуем, но тут никак нельзя иначе, чтобы и скорость, и бесшумность была. Американцы не поняли, или поздно сообразили, что происходит — перекрыть нам дорогу уже не успевали. Ну и конечно, эсминцы своими винтами напрочь глушили картину американской акустике — не умеют еще в этом времени разбивать спектр сигнала на частоты, и вытаскивать по второй. третьей гармонике — тут компьютерный анализ нужен.
Проскакиваем под носом у правофлангового "самнера", в трех милях, пересекая его курс. Вот только между нами — "Способный". А дальше, как обговорено, эсминцы еще через пять миль отворачивают к эскадре, ну а мы уходим в океан, курсом не норд-вест, а почти чистый вест. Успеваем еще и пересечь курс тем, кто спешит слева — ну вот, теперь все вы у нас за кормой, нас не видите и не слышите! Когда становится окончательно ясно, что американцы нас потеряли, уменьшаем ход, и отворачиваем на курс 280. Глубина сто, ход двадцать один узел.
А еще через час Серега Сирый доложил по "Лиственнице":
— Командир, ЧП! Утечка радиации на первом, сейчас ищем где. Если уровень будет расти, а обнаружить и локализовать не удастся, прошу разрешения срочно глушить первый реактор, с переключением ТГ обеих бортов на второй. Ориентировочно, сбросим ход до двадцати — двадцати одного узла. Или рискуем превратиться в К-19.
Вот не было печали! Если трещина в арматуре первого контура, то это не только в походных условиях, но и вообще в этом времени не лечится! Зная Серегу, хорошо понимаю, что он без нужды панику гнать не будет.
— Разрешаю при необходимости глушить первый, с уведомлением в ЦП.
Только спокойствие — и думать, что делать дальше. С ГАК докладывают, американцы усиленно ищут нас к осту и норд-осту — слышны шумы винтов не меньше десятка эсминцев и работа гидролокаторов. Эскадру "Ворошилова" уже почти не слыхать, по плану должны лечь на обратный курс и сейчас уже втягиваться в Гибралтарский пролив. Но можно еще всплыть под перископную, поднять антенну и подать сигнал — вернутся, встретят, сопроводят. Опять через строй янки, с возможными провокациями — и что важнее, застрянем мы тогда в Средиземке капитально. В то время как на Севмаше мы будем куда нужнее, хотя бы как "наглядное пособие", да и шанс на ремонт там есть, хотя и небольшой. В принципе, и на одном реакторе наши ходовые качества лучше, чем у любой из подлодок этого времени… ну а если и второй накроется, тогда песец! В отличие от К-19, здесь помощи ждать неоткуда, свои берега и базы далеко!
Решаю пока следовать прежним курсом. Хотя бы пока уберутся американцы, и обстановка не ухудшается. Запросить бы Сирого — но сдерживаюсь, зная что наш мех, "командир БЧ-5 от Бога", сейчас делает все, что только возможно, и доложит немедленно, как только что-то прояснится.
Устал корабль — железо сдает. Если посчитать, сколько мы в походах с июня сорок второго, два года уже здесь — да тут дизельные лодки с такой интенсивностью не гоняли! Это хорошо что мы сюда ухнули прямо после капитального заводского ремонта там, в 2012, и что Серега Сирый, это лучший мех какого я знаю, в своем заведовании царь и бог, буквально месяцами не покидает отсек, не давая покоя комдивам и групманам. И пытались ведь еще в сорок третьем подготовить из местных товарищей людей на подмену, даже практику у нас проходили… и вроде, получалось, даже ходили с нами в боевой поход к берегам Норвегии! Но тут наш "жандарм" Кириллов воспротивился — поскольку привлеченные товарищи допуска к нашей Главной Тайне не имели, а ведь запросто могло выплыть в разговоре — и нашим напряг, в чужом присутствии лишнего слова не сказать, вы так в процессе службы, когда с лодки никуда, попробуйте! И страшно представить, что будет, когда у людей психика начнет сдавать — пока же, по моему впечатлению, сначала ощущение войны помогало, а сейчас чувство причастности к радикальному изменению истории, уже невооруженным глазом видно, насколько этот мир на тот похож не будет — вот представляю, что проваливаемся мы сейчас таким же манером назад в 2012, ой как отписываться будем, где болтались, куда боезапас дели, включая спецБЧ, где прикомандированный спецназ потеряли? Так представляю я это — и не хочу назад! А охота большая мне посмотреть, что здесь через сорок, пятьдесят лет получится, сколько я проживу? Вообще, долгожители в роду были — бабушка умерла, трех месяцев до ста лет не дожив, а двоюродный дед в восемьдесят два года был на вид как крепкий шестидесятилетний мужик, на даче бревна ворочал, по лесу за грибами бегал, молодым не угнаться, и в шахматы у меня выигрывал, ясный ум и память без тени маразма. И умер глупо, на даче о ржавую железку оцарапался, и пока в Питер сам машину вел, из Псковской области, да еще не сразу к врачу — заражение крови, уже не спасли… да и медицина была тогда поганая, в девяностые, если ты не олигарх. Значит, наследственность есть здоровая — вот услышать бы в августе девяносто первого здесь, "в СССР все спокойно", и можно к господу в рай. Ну что ж там Серега, неужели песец пришел и хвостиком машет?
— Центральный, нашли! — голос Сереги в "Лиственнице" — слава богу, на отключаемом участке, уже перекрыли, перебросили по схеме. Но рекомендую первый реактор не более чем на шестьдесят процентов, ну кроме случаев, жизнь или смерть. Иначе не могу ручаться, что еще где-то не полетит. Придем на Севмаш, надо всю арматуру, где доступно, просветить рентгеном.
— Принято! — говорю — Серега, ты скажи честно, доедет или не доедет? Еще можно повернуть, хотя это будет ну очень не в масть. Выдержим восемь суток или нет?
Сирый молчит секунду, затем изрекает:
— Командир, я считаю, этот поход мы
