И вновь заговорил пастор:
– Насколько я понял, вы заявили в «Лебеде», что она ваша сестра?
Голос его был мягок, но легкие Лили как будто окостенели от ужаса. Она начала задыхаться. Но потом все же смогла глотнуть воздуха, и на выдохе слова полились потоком.
– У меня и в мыслях не было ничего дурного, не увольняйте меня, пожалуйста, преподобный отец. Больше я никого не побеспокою, честное слово.
Озабоченности во взгляде пастора не убавилось.
– Полагаю, это значит, что девочка не приходится вам родней? То есть мы можем считать случившееся простым недоразумением?
Его губы сложились в подобие улыбки – неуверенной, пробной улыбки, но она была готова превратиться в настоящую, если только Лили кивнет в знак согласия.
Лили не любила врать. Ей много раз приходилось это делать, но она так и не привыкла ко лжи, не научилась врать убедительно и, главное, терпеть не могла это делать. У себя в лачуге это было бы еще куда ни шло, но здесь, в пасторском доме – который хоть и не был в полной мере домом Господним, но святостью уступал только храму, – ложь казалась гораздо большим грехом. Лили не хотела лишиться работы… Она долго колебалась между правдой и ложью, будучи не в состоянии трезво оценить опасности того и другого, но под конец ее природа взяла верх.
– Это действительно моя сестра.
Лили опустила взгляд. Из-под края юбки выглядывали носки войлочных тапок. На глаза навернулись слезы, и она вытерла их тыльной стороной кисти.
– Это моя единственная сестра, ее зовут Анна. Я узнала ее, пастор Хабгуд.
На смену первым слезам пришли новые, слишком обильные, чтобы их утирать. Они капали со щек и оставляли темные пятна на войлочных тапках.
– Ну-ну, успокойтесь, миссис Уайт, – произнес пастор не вполне спокойным голосом. – Почему бы вам не присесть?
Лили покачала головой. За все время службы в пасторском доме она ни разу не позволила себе сесть. Она здесь работала; она стояла, ходила, ползала на коленях с половой тряпкой; она носила, скребла и мыла, и все это давало ей ощущение принадлежности к месту. Но, сев на стул, она уравняла бы себя с обычными прихожанами, нуждающимися в помощи.
– Нет, – пробормотала. – Нет, благодарю вас.
– Раз так, я тоже постою с вами за компанию.
Священник поднялся, вышел из-за стола и задумчиво посмотрел на свою экономку:
– Давайте обсудим это вместе, вы не против? Как говорится, одна голова хорошо, а две лучше. Начнем с вашего возраста. Сколько вам лет, миссис Уайт?
Лили уставилась на него в замешательстве:
– Я… я не могу сказать точно. Помнится, мне было тридцать с чем-то, но с тех пор прошло несколько лет. Думаю, мне сейчас за сорок.
– Хм. А сколько, по-вашему, лет той девочке из «Лебедя»?
– Четыре года.
– Вы очень уверенно это сказали.
– Потому что таков ее возраст.
Пастор поморщился:
– Допустим, вам сорок четыре года, миссис Уайт. Точно мы не знаем, но, если вы говорите, что вам идет пятый десяток, сорок четыре года – это вполне допустимо. Вы согласны? В качестве приемлемого варианта?
Она кивнула, не понимая, к чему он клонит.
– Разрыв между четырьмя и сорока четырьмя составляет сорок лет, миссис Уайт.
Она нахмурила брови.
– Сколько лет было вашей матушке, когда она вас родила?
Лили задрожала.
– Ладно, попробуем по-другому. Когда вы в последний раз видели свою маму? Давно или сравнительно недавно?
– Давно, – прошептала она.
Пастор, предчувствуя впереди очередной тупик, выбрал новый маршрут:
– Предположим, ваша мать родила вас в шестнадцатилетнем возрасте. Тогда эту девочку она должна была бы родить сорок лет спустя, в свои пятьдесят шесть. То есть будучи на двенадцать лет старше, чем вы сейчас.
Лили моргала, пытаясь понять, к чему он забивает ей голову всеми этими цифрами.
– Догадываетесь, что я хочу сказать, приводя эти вычисления, миссис Уайт? Эта маленькая девочка не может быть вашей сестрой. Чтобы женщина имела двух дочерей с такой большой разницей в возрасте – это невероятно, это практически невозможно.
Лили смотрела вниз, на свои тапочки.
– А как насчет вашего отца? Сколько ему лет?
Лили вздрогнула:
– Он умер. Много лет назад.
– Что ж, тогда давайте посмотрим фактам в лицо. Ваша мать не могла родить эту девочку, для этого она была бы слишком старой. А ваш отец давно умер, так что и он не мог произвести ее на свет. Таким образом, она не может быть вашей сестрой.
Лили не отрывала взгляда от мокрых пятен на своих тапочках.
– Она моя сестра.
Пастор устало вздохнул и оглядел комнату в поисках нового источника вдохновения. Но увидел только свою недописанную проповедь на столе.
– Вам известно, что девочка поселилась в Баскот-Лодже с мистером и миссис Воган?
– Да, я это знаю.
– Если вы и впредь будете утверждать, что она ваша сестра, ничем хорошим это не закончится, миссис Уайт. И уж точно это не пойдет на пользу самой девочке. Подумайте об этом.
Лили вспомнила красные одеяла и полосатые желто-белые леденцовые палочки. И наконец-то подняла голову:
– Я это знаю. И я рада, что она там. Воганы могут позаботиться об Анне лучше, чем смогла бы я.
– Девочку зовут Амелия, – мягко поправил ее пастор. – Это их дочь, которая была похищена два года назад.
Лили растерянно заморгала.
– Пусть называют ее как хотят, – сказала она. – Я никому не доставлю неприятностей. Ни Воганам, ни ей.
– Вот и славно, – промолвил пастор, но морщины на его лбу так и не разгладились. – Вот и славно.
Разговор, похоже, подошел к концу.
– Вы меня уволите, преподобный отец?
– Уволить? Боже мой, нет!
Она сложила руки в районе сердца и неловко поклонилась – для реверансов ее колени были недостаточно гибкими.
– Благодарю вас, преподобный. В таком случае могу я заняться стиркой?
К тому моменту пастор уже вернулся за стол и начал просматривать написанный текст.
– Стиркой?.. Да, миссис Уайт.
Она постирала белье (а также погладила простыни, заправила постель, подмела полы, выбила пыль из ковриков, отмыла налет с кафельной плитки, наполнила поленьями обе дровницы, выгребла золу из очага, стерла пыль с мебели, вытряхнула шторы, взбила подушки, прошлась мягкой метелочкой по картинам и рамам, до блеска начистила с уксусом все краны, приготовила пастору обед, оставив его на столе под салфеткой, вымыла плиту и навела идеальный порядок в кухне), после чего вновь постучалась в дверь кабинета.
Священник отсчитал недельную плату, выкладывая деньги ей на ладонь. Лили оставила себе несколько монет, а остальные, как обычно, вернула на хранение хозяину дома. Он достал из ящика письменного стола жестяную коробку со сбережениями Лили, открыл ее и развернул лежавший поверх денег листок бумаги. Там были отмечены все ее взносы с указанием дат – как пастор когда-то, еще в самом начале, объяснил Лили. Он сделал запись под сегодняшним числом и подвел промежуточный итог:
– Получается кругленький капиталец, миссис Уайт.
Она кивнула и коротко, нервно улыбнулась.
– У вас нет
