Только после этого я улыбнулся ей и принял ломтик жареного гуся, который она настойчиво мне предлагала. Гусь был великолепен, и пиво тоже было превосходное. И все же я ел мало: нужно следить за своей фигурой, да и шутка по поводу аппетита слегка задела меня.
Во время охоты корабли флотилии Тана разбросало по всей лагуне, и теперь они стали перестраиваться. Я увидел, что некоторые ладьи пострадали так же, как и мы. Две из них столкнулись в горячке охоты, а четыре подверглись нападению раненых животных. Тем не менее они быстро заняли места в боевом строю. Затем ладьи пронеслись мимо нас с весело развевающимися вымпелами на мачтах по количеству убитых ими животных. Поравнявшись с «Дыханием Гора», команды выкрикивали приветствия, а Тан отвечал им, подняв сжатый кулак, и его вымпел с изображением синего крокодила приспускали на мачте, как будто наша флотилия только что одержала великую победу над превосходящими силами противника. Пожалуй, это ребячество, но я могу, как мальчишка, наслаждаться военным церемониалом.
Как только парад закончился, ладьи флотилии заняли места в боевом порядке и удерживали его умелыми действиями гребцов, несмотря на легкий ветерок. Убитых гиппопотамов, конечно, не было видно. Хотя охотники на каждой ладье убили хотя бы одно животное, а то и по два-три, – туши утонули в зеленой глубине лагуны. Я знал: Тан втайне переживает о том, что на «Дыхании Гора» были не столь удачливы в этой охоте. Затянувшаяся схватка с огромным гиппопотамом ограничила нашу добычу одним животным. Тан уже привык во всем быть первым. Во всяком случае, он был не так весел, как обычно, и скоро оставил нас и пошел наблюдать за починкой корпуса.
Удар гиппопотама проломил подводную часть обшивки, и теперь со дна ладьи приходилось постоянно вычерпывать воду кожаными ведрами. Это требовало усилий множества людей и отрывало гребцов и воинов от своих обязанностей. Разумеется, можно придумать что-нибудь более подходящее, решил я про себя.
И вот, ожидая, пока всплывут туши убитых животных, я послал рабыню за корзиной с письменными принадлежностями. Затем, немного поразмыслив, начал набрасывать проект устройства механического удаления воды из трюма боевой ладьи. Такое устройство не требовало усилий половины команды. Оно действовало по тому же принципу, что и оросительный «журавль». С ним вполне могли справиться два человека вместо той дюжины, которая вычерпывала воду кожаными ведрами.
Когда я закончил набросок, то задумался о столкновении с гиппопотамом, что явилось главной причиной повреждения. Исторически тактика боя речных флотилий была той же, что и тактика сухопутного боя. Ладьи располагались бортами друг к другу, обменивались залпами стрел, а затем сближались, сцеплялись, и во время абордажа меч решал исход боя. Кормчие всегда действовали осторожно, стараясь избежать столкновения, так как это считалось признаком недостаточного мастерства.
«А что, если…» – внезапно подумал я и начал делать набросок ладьи с усиленным носом. Когда мысль укрепилась в моем сознании, добавил к чертежу носа рог, подобный рогу носорога, расположенный у ватерлинии. Этот рог можно вырезать из твердого дерева и обить бронзой. Если наклонить его чуть вниз, он пронзит корпус ладьи противника и вспорет ей брюхо. Я был настолько поглощен своим занятием, что не услышал, как Тан подошел и встал у меня за спиной. Он выхватил свиток папируса из моих рук и стал жадно изучать его.
Конечно, он сразу понял, что к чему. Когда его отец разорился, я попытался найти ему богатого покровителя, который помог бы поступить в какой-нибудь храм и продолжить там свое обучение. Я искренне верил, что в будущем под моим руководством он станет одним из величайших умов Египта. Возможно, со временем его имя оказалось бы в одном ряду с Имхотепом, который тысячу лет назад задумал и построил первые великолепные пирамиды в Саккаре.
Но я, естественно, потерпел неудачу, так как тот же враг, чьи ненависть и хитрость погубили отца, теперь стоял на дороге у самого Тана. Никто в нашей стране не мог противостоять его злой силе. Тогда я помог Тану поступить в войско. Несмотря на мое разочарование и дурные предчувствия, оказалось, что именно этот путь он сам избрал для себя с тех пор, как научился твердо держаться на ногах и впервые скрестил деревянный меч с мечами других детишек во дворе.
– Клянусь чирьями на заду Сета! – воскликнул он, изучив мои чертежи. – Ты и твоя кисть стоят десяти флотилий!
Тан постоянно богохульствует, упоминая великого Сета, и это всегда тревожит меня. Хотя и я, и Тан – люди Гора, никто не может безнаказанно оскорблять члена египетского пантеона богов. Лично я не могу пройти мимо святилища без молитвы или небольшого пожертвования, как бы скромен и незначителен ни был бог, которому оно посвящено. По-моему, этого требует здравый смысл, да и вообще неплохо подстраховаться на всякий случай. Врагов хватает и среди людей, так что не стоит искать себе недругов среди богов. Я подозреваю, что Тан знает об этом и намеренно дразнит меня своими богохульствами. Однако страхи мои растаяли в теплых лучах его похвал.
– Как тебе это удается? Сегодня я видел то же, что и ты. Почему те же мысли не пришли мне в голову?
Мы тут же погрузились в обсуждение моих чертежей. Разумеется, Лостра не могла долго находиться одна и присоединилась к нам. Служанки просушили и причесали ее волосы и подправили грим. Ее красота отвлекала меня, особенно после того, как она встала рядом со мной и небрежно положила руку на мое плечо. Она бы не прикоснулась к мужчине при посторонних, потому что это было бы нарушением обычаев и оскорблением скромности. Но я не мужчина, и, даже прислонившись ко мне, она не сводила глаз с лица Тана.
Лостра обожала Тана с тех самых пор, как научилась ходить. Спотыкаясь, она повсюду топала за ним и повторяла каждое слово и жест величественного десятилетнего Тана. Когда он плевался, она тоже плевалась, когда он ругался, она лепетала то же самое ругательство, пока Тан не взмолился однажды:
– Сделай так, чтобы она оставила меня в покое, Таита! Она же еще ребенок! – Он больше не жаловался на ее присутствие, как я заметил.
Наконец наш разговор прервал крик наблюдателя с носа ладьи. Мы все поспешили туда и уставились вдаль. Первая туша гиппопотама поднялась на поверхность. Она всплыла брюхом кверху, так как газы в кишках расширились и брюхо раздулось, как детский шарик из козьего мочевого пузыря. Гиппопотам качался на поверхности, задрав кверху ноги. Одна из ладей поспешила к туше. Матрос забрался на
