Стояла жаркая июльская погода. Юзеф Понятовский достал платок, вытер им потную шею и начал совещание:
— Паны офицеры, я собрал вас, чтобы сообщить о том, что вы и так знаете, — главнокомандующий посмотрел на молчаливых и хмурых полковников и генералов.
Вельгорский, Костюшко, Любомирский, Велевейский и другие командиры молчали. Они уже «устали» отступать, им хотелось в бой, но не такой, когда сотня польских улан меряется силой с сотней казаков, а пушки противников лениво плюют свои ядра на противоположные стороны реки. Все жаждали сражений и побед, а вместо этого уже около месяца их армия показывала русским только свои спины. При таком положении дел однажды Любомирский в ироничной форме высказал своё мнение Понятовскому. Между ними возник при всех присутствующих спор, в ходе которого было сказано немало обидных слов. И этот случай стал подтверждением того, что моральный дух польских солдат и многих командиров стал уже не таким, каким он был в начале войны. Нужна была хоть небольшая, но победа.
Генерал Костюшко внимательно смотрел на Понятовского. Молодой и красивый главнокомандующий уже доказал многим свою храбрость и доблесть. Костюшко относился к нему с большой симпатией не только потому, что Юзеф Понятовский напоминал ему его самого в молодости. При своей популярности и доблести племянник короля в общении с офицерами был не заносчив, его лицо выражало какую-то душевную доброту, а глаза при разговоре подтверждали его искренность.
— Русская армия совсем близко, и у нас есть все шансы завтра вступить с нею в сражение, — продолжал говорить Юзеф Понятовский. — Я хотел бы, Панове, услышать ваше мнение по сложившейся ситуации.
Костюшко потрогал свой гладковыбритый подбородок. Положение было не из простых. Да и бывают ли во время войны простые? Любая неучтённая мелочь может привести к большим потерям либо к поражению. Это понимали, наверно, все, кто присутствовал на этом совещании. Возможно, поэтому никто не хотел брать на себя ответственность, почему все молчали и смотрели на молодого главнокомандующего.
— По нашим данным, у генерала Каховского около 25 000 солдат и более 100 орудий. И это, наверно, не все силы русских. Вступив в генеральное сражение, мы подвергнем всю нашу армию опасности потерпеть поражение, — Понятовский посмотрел на реакцию окружающих командиров на его слова, — либо можем понести тяжёлые потери, которые в самом начале войны нам ни к чему.
— Так вы предлагаете нам продолжать отступление? — опять горячился Любомирский.
Костюшко, в пример Понятовскому, достал платок и вытер им лицо, покрытое каплями пота.
— Ну и жара сегодня стоит,— вдруг сказал он, как будто был не на военном совете, а на летней прогулке, — а скоро ещё жарче будет. Я предлагаю всё-таки принять бой и не дать русским войскам перейти Буг.
Все присутствующие одновременно перевели взгляд на говорившего.
— Конкретно, что вы предлагаете? — нетерпеливо спросил главнокомандующий.
— У нас неплохое стратегическое положение и хорошо укреплённые позиции. Добавьте к этому нашу артиллерию... Я со своей дивизией приму бой и задержу русских у переправы, а остальная часть нашей армии за это время успеет отойти.
Теперь задумался Понятовский. «А ведь он прав, — оценил предложение Костюшко молодой полководец, с благодарностью глядя на генерала. — С одной стороны, мы даём сражение и сохраняем армию, а с другой — в случае успеха поднимется моральный дух нашей армии при минимальных потерях...»
Но вслух сказал другое:
— Я с уважением отношусь к вам, генерал, но мы, получается, опять отступаем.
— Воевать можно по-разному. Сила русских в их прямой атаке всей своей армией, и они стремятся к этому сражению! — пояснял Костюшко суть своей стратегии. — Хотят одним разом покончить с нами, а я предлагаю не идти навстречу их пожеланиям.
Костюшко посмотрел на окружающих его офицеров. Их лица были хмуры. Они уже теряли веру в победу, и это было видно по их молчанию. Однако никто из них не прерывал ни Костюшко, ни Понятовского.
— Если бы Вашингтон в первый год войны принял бой с основными силами англичан в открытом сражении всей своей армией, то был бы разбит уже в самом её начале, — напомнил свой военный опыт Костюшко и добавил: — Тогда бы не было ни Вашингтона, ни Соединённых Штатов.
Юзеф Понятовский колебался: как молодому полководцу, которому король доверил свою армию, ему также хотелось сражений и побед. Тем более что на этой стороне Буга у них была неплохая позиция. Но на карту поставлено слишком многое, чтобы тешить своё самолюбие. Здравый смысл и ответственность за исход противостояния двух армий превысили его амбиции. Он взвесил шансы оказаться победителем и шансы быть битым: во втором варианте шансов было больше, и от этого варианта Юзеф Понятовский решил отказаться.
— Хорошо. Мы принимаем ваше предложение, генерал, — после некоторых размышлений тихо, как бы нехотя, произнёс главнокомандующий. — Какими силами предполагаете вступить в бой? — спросил он Костюшко.
— У меня 5300 солдат и 24 орудия. Я думаю, что этого хватит, чтобы на день задержать Каховского за пределами наших укреплений, — не раздумывая, ответил Костюшко, трезво рассчитав возможные потери нападающих, а также стратегию и тактику обороны. — Главное, что русская армия не имеет своих главных преимуществ, позволяющих развить успех во время атаки: внезапность и возможность атаковать всей свой мощью... — Костюшко увлечённо продолжал рисовать перед собравшимися картину предстоящего сражения.
— Если удастся отбить первую атаку противника, то бой может принять затяжной характер, так как Каховский не рискнёт атаковать всеми силами нашу армию без разведки боем. В то же время ему вряд ли будет известно об отходе наших основных сил.
— Ну, тогда действуйте... — Юзеф Понятовский дал понять, что совещание закончено, и приказал командирам полков оперативно подготовить основную часть армии к отходу. Оставшись один, он с облегчением вздохнул. Теперь, если дивизия Костюшко не выполнит своей задачи, в том будет только его вина. А если получится всё так,
